Улыбка Агды, не успев расцвести, увяла вновь, уголки рта горестно опустились, пушистые ресницы задрожали.
Да что опять не так? Видно же, что барышня падка на лесть!
Не по нраву, что её, красавицу из красавиц, сравнили с другой, пусть даже эта другая — принцесса? Досадно, что сама родилась лишь дочерью простого кавалера?
Тут я бы растерялась, а Майра продолжала напирать:
— Северянкам алый не к лицу, они слишком блёклые. Надень на девушку из Вайнора такое платье, и все увидят платье, а не девушку. А у вас красота южная, огненная, её свадебный наряд только подчеркнёт. Это платье просто создано для вас!
Я тихо отошла в сторонку, чтобы своим видом не опровергать доводы Майры.
Барышня посмотрела на неё, на манекен в свадебном уборе и вздёрнула нос:
— Беру!
В такие моменты я думаю, что ателье должна наследовать Майра. Правда, шить она не любит. Но летом приедет мамина троюродная племянница из Дункаля — учиться у нас полезному ремеслу. Вдруг из неё толк выйдет?
Мама позвала барышню в заднюю комнату, чтобы снять мерки, я двинулась следом — помогать. А Майра собралась подать кавалеру чая и занимать его разговорами, покуда мы не освободимся.
Так у нас было заведено.
Однако кавалер повелительно указал пальцем на меня:
— Пусть она подаст.
Водовар в примерочной мы держали для заказчиков, да и сами за работой любили угоститься чайком.
Угли в жаровне были горячие, так что управилась я споро. Составила на поднос всё, что полагается, не забыв колотый сахар, мёд и пастилу, и вернулась в зал.
Кавалер Льет расселся на диване, положив рядом с собой шапку и расстегнув шубу. Под мехами он оказался совсем не толст, видимость полноты создавало обрюзгшее лицо, казавшееся ещё шире из-за светлой вайнской бородки.
Мёд пах липой и летом, над чашкой вился парок. Я придвинула чайный столик к дивану и хотела отойти, но кавалер схватил меня за запястье:
— Сядь-ка, красавица.
— Что вы, нам не велено!
Пусть считает меня работницей, боящейся хозяйского гнева.
— Сядь, я сказал.
В тепле Льет успел вспотеть, его рука была горячей и влажной, но держала, будто тисками. Так просто не вырвешься. А бить заказчика сахарницей по лбу — дело неблагое.
Он стянул с пальца перстень с кровавым камнем. Неужели рубин? Какой большой!
— Нравится? Подарю, если поедешь со мной в Альготу.
Кавалер попытался вложить перстень мне в руку. Я вырвалась и вскочила, но от крепкого, до боли, щипка увернуться не смогла.