В комнате царил кромешный мрак. Понадобилась минута-другая, чтобы зрение приспособилось к сумраку, Лисабела небрежно взмахнула рукой и на туалетном столике возле кровати вспыхнули несколько свечей в серебряном канделябре. То было еще одно свидетельство перемен в девичьей душе. Раньше магия пугала ее, темная сила кольца казалась бесконтрольной, а само волшебство – кощунством. Но время меняло многое, и с годами Лисабела научилась управлять этой энергией, оценила практическую пользу магии, стараясь применять ее на благо, а потом, подобно Лионелю, и вовсе сроднилась с ней, позволив невидимым нитям энергии смешаться с кровью, пронизывая все ее тело.
Сбросив с себя полупрозрачную накидку, она устало опустилась на небольшой пуфик перед зеркалом, снимая черную камею, что стянула высокий ворот платья. Небольшая заколка последовала за ней, и черные локоны укрыли плечи. На мгновение девушка бросила взгляд на собственное отражение, застывшее в веках. Вечно юная: никогда седина не коснется ее волос, а морщины не избороздят лицо – великий дар и столь же великое проклятие, подаренное смертью. Лисабела устало вздохнула, обхватив голову ладонями. Воспоминания нахлынули неожиданно, как это всегда бывает в моменты душевной слабости, когда ментальная защита ослабевала.
Столетия пролетели, было в них и плохое, и хорошее, но сейчас совершенно не хотелось думать о том, что первого судьба преподнесла значительно больше. Лисабела уже давно смирилась со своей участью, позволив адскому пламени выжечь все ненужное из души. И как только она перестала сопротивляться ему – стало легче. Постепенно она разучилась делать многое из присущего людям, но научилась притворяться, играть свою роль несмотря ни на что. Старые раны за века затянулись, став непробиваемой броней вокруг сердца, позволяя дышать, даже когда боль разрывала грудь на куски; вставать, когда судьба бросала ее на камни с большой высоты. Лисабела стала умнее и сильнее, вот только жестче себя сделать так и не смогла.
Мысли ее сами собой, цепляясь одна за другую, перенеслись к тому самому последнему прощанию, когда у адских врат Асмодей надел ей на палец свой знаменитый изумрудный перстень. «Все пройдет» – гласила надпись на внешней стороне кольца, но может ли пройти такое? Сердце этой женщины веками принадлежало падшему ангелу, отрекшемуся от неё. Грустно, не правда ли? Но уже не так смертельно, как в тот самый миг. Тогда Лисабела думала, что ее душа умерла и в этот раз уже не сможет возродиться. Ах, сколько слез было пролито, сколько заклинаний испробовано, но все безрезультатно. С тех самых пор она больше не виделась с Асмодеем. Демон, даже возвращаясь в этот мир (а он возвращался, она это знала, чувствовала, читала знамения и… новости), был глух к ее молитвам. А потом наступил долгожданный Столетний бал, она вновь спустилась в царство мертвых, но так и не встретила столь знакомого и родного взгляда. Тогда ее сердце в груди болезненно сжалось, готовое рухнуть в пучину отчаяния. И рухнуло! Какова была вероятность того, что столь высокопоставленный демон, слывший главным кутилой в Аду, пропустит такое важное для Преисподней мероприятие? Конечно, самонадеянно было считать, что поступок столь древнего зла обусловлен исключительно нежеланием ее видеть, но другого ответа Лисабела так и не нашла. А через сто лет наступил еще один бал, и ситуация повторилась. Тогда она окончательно утратила надежду, решив никогда не вспоминать о ее порочном господине. И все если не прошло, то затаилось в дальних уголках ее души, с каждым днем она все меньше думала об Асмодее, будто чья-то невидимая рука перерезала узы неземной страсти, что связывала ее с демоном. Она привыкла, перегорела и смогла открыться новому чувству. Так прошли годы. Вместе с Лионелем они колесили по Новому свету, неся крест богомерзкой службы темным силам, но что ждало их дальше?