- Мерзкий вырожденец! Так ты даже и не собираешься скрывать свои страшные преступления?! Царь? Бог?! Да ты всего-навсего больной подонок, ублюдок давным-давно лишённого всех и всяческих лживых привилегий семейства злобных дегенератов! Повелитель блох! И ещё похотлив, как кролик - подумать только, держать двух жён в одном доме! Интересно, что ты говоришь второй жене, когда идёшь спать с первой? Даже свою собственную старшую дочь ты мучаешь, негодяй!
Тут я вспомнил о присутствующей рядом младшей дочери - мысль о ней вдруг светленьким лучиком скользнула по затемнённому ужасом и гневом сознанию - и пожалел о своих откровенных словах про первую семью графа. Но, глянув по сторонам, я понял, что кроме нас с Залесьевым, никто не услышит этого разговора - вокруг клубилась тьма, даже фресками больше не были видны остальные участники трапезы, лишь под ногами странно выгибались чёрно-белые клетки то ли стола, то ли пола, то ли поля боя.
Залесьев страшно изменился в лице, в его глазах загорелся багрово-тёмный огонь, но это было далеко не самое ужасное - из-под его фиолетового пиджака вдруг вымахнули дымящиеся щупальца, чёрные, словно нарисованные густой тушью на пустом воздухе. Щупальца потянулись ко мне, и я ощутил исходящий от них тяжёлый жар. Я выхватил из кобуры пистолет и сдёрнул затвор.
И тогда граф опять захохотал:
- Ха! Смотрите! Наш инспектор ещё и не выпил толком, а уже буянит! Владимир Владимирович, возьмите-ка его, да вызовите охрану!
Столь резко и неожиданно произошедшие обратные изменения окружающей обстановки и поведения графа показались мне едва ли не страшнее всех предыдущих событий. Я вдруг обнаружил, что стою возле обеденного стола в хорошо освещённой зале над своим опрокинутым креслом, шатаясь, размахиваю пистолетом и громко бормочу что-то нечленораздельное, а все, кроме графа, смотрят на меня с осуждением или испугом. На полу лежали осколки разбитого фужера, по скатерти расплывалось пятно пролитого супа. Я чувствовал себя так, как будто только что проснулся после похмельного кошмара. Голова кружилась. "Истинное зрение", столь вовремя - или не вовремя - выключившееся, на этот раз меня здорово подвело.
Мария Хосевна завизжала: "У него пистолет! У него пистолет! Кто-нибудь, отберите у него пистолет! И его уберите! Анна, уходи отсюда скорее!"