- Что всё это значит?! Кто это такой?! - на холёном лице графини застыло выражение гнева и отвращения.
Я почувствовал, что краснею, и на сей раз краснею всё-таки от стыда. Румянец на щеках Анны тоже стал ярче. Мы стояли растерянно, как застуканная парочка.
- Сейчас же отойди от этого... этого... - графиня не находила слов. - Я вызову охрану!
- Мама! - воскликнула Анна. - Почему ты кричишь? Это же санитарный инспектор из Москвы, Малинов Андрей Кимович! Папа вчера говорил о нём, помнишь? Я просто здоровалась с нашим гостем!
- Инспектор... Малинов... А, да. Владислав предупреждал... Что ж, здравствуйте, господин инспектор, - взгляд графини не утратил подозрительности, но гнев в нём сменился на брезгливую снисходительность. - Однако разве у вас не закончился рабочий день? Что вы делаете в усадьбе до сих пор? И что вам понадобилось от моей дочери?
- Папа пригласил Андрея Кимовича ужинать с нами, - объяснила Анна. - Да и вчера ведь он говорил, что господин инспектор будет ночевать у нас.
А вот это, кстати, была новость. Итак, Залесьев изначально собирался оставить меня на ночь под своим кровом. Хотел бы я знать, почему. Графиня же была явно из тех жён, что большую часть слов мужа пропускают мимо ушей.
- Ах, да... Помню. Всё равно, немедленно идём в дом. Что он тебе, компания?
Холодно и высокомерно кивнув мне, Мария Залесьева взяла дочь за руку и повлекла за собой ко входу в здание усадьбы. До меня донеслись обрывки её фраз - видно, графиня воспитывала дочь на ходу: "нашла, с кем за руку здороваться...", "мы не ровня...", "подумаешь, санэпидстанция...", " и думать не смей..."
Я задумчиво проводил их взглядом, вздохнул чему-то, а затем надавил ментальный рычаг, включая одновременно "общий рентген" и "истинное зрение".
Кусты и деревья сада сразу из тёмных теней сделались призрачными облаками зелени, фонари превратились в плавающие пятна беловатого огня. Неба не стало вовсе. И по ярко-жёлтой дорожке, оказавшейся вымощенной почему-то обломками кирпича, от меня медленно удалялись две странных фигуры, расширявшихся кверху и книзу. Одна пониже, вторая повыше, одна белоснежная, а другая чёрная, как смоль, с огненным венцом над подобием головы. Это были белая пешка и чёрная королева.
Ого! Раньше никогда столь сильно человеческие существа не изменялись в моих глазах под воздействием "истинного зрения". Я мотнул головой, чуть сфокусировал взгляд, и вновь увидел жену и дочь графа в более-менее нормальном обличии, но по-прежнему силуэт Анны сиял белой чистотой, мать же её была словно вся затянута в чёрную вуаль.