Фонари не горели, собаки не лаяли, и только шорох слабо моросившего дождика по растрескавшемуся асфальту да шум моторов, долетавший с Альберт-лейн, разбавляли густую тишину этого места. Даже обычные для этого района группы темнокожих подростков, одетых в безразмерные толстовки и натянувших козырьки кепок так, чтобы скрыть лица, куда-то исчезли. Когда я приезжала сюда днем, то всерьез ощущала исходившую от них угрозу – так они косились на меня, «белокожую леди», мой довольно навороченный байк и мой рюкзак с вещами, когда топтались возле углового дома, покуривая и поплевывая себе под ноги. Но они не решились подойти, заметив, что я обхожу потрепанную погодой металлическую ограду в поисках лаза. Видимо, старый окостеневший труп бывшей Уайтхиллской государственной больницы внушал ужас и самым бесстрашным из них, а мое намерение туда проникнуть превращало меня в их глазах в чокнутую особу, пересекаться с которой может оказаться себе дороже.
В принципе, так оно и есть. Это не первая «заброшка» в плохом районе, которую мне приходилось исследовать, и я хорошо знаю, как вести себя при приближении компании дрянных парней. Никакого страха, но и никакого вызывающего поведения, перцовый баллончик и тяжелые ботинки на плоской подошве. На крайний случай – пневматический пистолет, которым я владела незаконно и поэтому брала с собой исключительно для подстраховки во время подобных вылазок, так как знала: если и попорчу кому-то шкуру в целях самозащиты, в полицию обращаться никто не станет, не такие у них тут заведены порядки.
Убедившись, что со стороны улицы никакой опасности нет, я натянула на голову капюшон куртки, закинула на плечо рюкзак и повернулась к зданию больницы. Не слишком высокое, но длинное, оно походило на большую гусеницу, растянувшуюся поперек дороги. Все окна давно лишились стекол, пространство перед входом поросло бурьяном и превратилось в заваленный строительным мусором пустырь. Во время разведывательного визита я не заметила в помещении признаков, что там кто-то ночует: никаких кострищ, старых изгаженных матрасов, остатков пиршеств и куч тряпья. Складывалось впечатление, что репутация «нехорошего места» закрепилась за этим строением не просто так, раз даже самые отъявленные маргиналы вроде бомжей и наркоманов не решаются сунуть сюда нос. Впрочем, это лишь играло мне на руку, я прекрасно отдавала себе отчет в том, чем рискую, и порадовалась, что не придется отбиваться от «местных жителей», которые могут решить, что я покушаюсь на их ночлежку.