Еще одна пуля вдребезги разнесла стекло прилавка. Во все стороны полетели осколки, стоящий рядом с Тесс парень в длинном красном шарфе развернулся и побежал к выходу, и полицейский начал с двух рук стрелять ему вслед.
На несколько безмерно долгих мгновений Тесс замерла на месте как статуя, не в силах заставить себя двинуться с места. Ей почему-то казалось, что стоит ей совершить хоть одно лишнее движение… всего только одно движение… и тогда…
Расширенные от ужаса глаза остановились на человеке в карнавальной маске… и Тесс внезапно померещилось, что она видит, как маска подергивается мутной белесой рябью и потом растворяется, словно смытая водой, обнажая вполне человеческие черты: узкие восточные глаза, прищуренные и пронзительно-черные, кривоватый нос и жесткие бледные губы.
Мужчина стоял в шаге от нее, держа руки скрещенными на груди. Казалось, его совсем не тревожит происходящее и не пугают выстрелы. На какой-то миг он встретился с Тесс взглядом и едва заметно нахмурил густые темные брови — и в тот же момент она увидела, как полицейский неправдоподобно медленно наводит на нее дуло пистолета.
Женщина задохнулась от нахлынувшей паники, наконец-то стряхивая с себя смертельную оторопь, выхватила из коляски ревущего сына и бросилась вместе с ним на пол, прикрывая своим телом…
ГЛАВА 1
Когда электричка тронулась, Тимка уже почти перестал плакать. Он все-таки не был идиотом и вполне отдавал себе отчет в том, что плачущий тринадцатилетний подросток при полном отсутствии каких-либо взрослых поблизости наверняка может вызвать вопросы у особенно заботливых окружающих, — а посторонние вопросы Тимке сейчас нужны были меньше всего на свете.
А если сидеть вот так, без особенных эмоций на лице, и спокойно рассматривать носки своих кроссовок, то никто, наверное, и не станет обращать на него специального внимания. А в крайнем случае всегда можно сказать, что его мама, например, просто выглянула в соседний вагон посмотреть расписание… или, например, вышла в тамбур поговорить по телефону о чем-нибудь, не вполне предназначенном для детских ушей — такое ведь тоже иногда случается в жизни, верно?
Вот если бы это еще действительно было правдой…
Электричка миновала Толмачево, потом Мшинскую. Вагон мерно потряхивало. Внезапно Тимке показалось, что сидящая напротив него женщина в зеленом клеенчатом пальто и с большой клетчатой сумкой на плече, до того мирно покусывавшая дужку очков над кроссвордом-судоку, вдруг поднимает на него взгляд и вот-вот к нему обратится. Тогда Тимка стремительно поднялся со своего места, без единого слова дернул дверь, на мгновение впустив внутрь вагона какофонию колесного грохота, и почти бегом двинулся вперед. Дойдя до самого конца поезда, где почти не было людей, он снова сел на жесткое, обитое малиновым дермантином сидение и стал, не отрываясь, остановившимися глазами смотреть в окно. За запыленным стеклом мелькали ажурные силуэты берез и тоненьких осин, усыпанных подсвеченной солнцем золотистой листвой — печальные и скоротечные картинки ранней осени. Потом поезд помчался через чернолесье, и в щель приоткрытого окна над головой потянуло запахом мокрой хвои.