– Я ему дочь. А вы ему кто? Новая жена? – и она окинула меня оценивающим взглядом.
– Нет, я дочь его жены.
– Ну, ты так и будешь держать меня на пороге или всё-таки пригласишь в дом? – спросила Алла, сразу перейдя на «ты».
– Проходи, – я отступила от двери.
– Сумку возьми, – сказала Алла, сунув баул мне в руки, и прошла в дом впереди меня.
– Леночка, у нас гости? – послышался голос Юрия Ивановича из комнаты.
– Да, – ответила я.
Я поставила сумку на пол в прихожей, Алла тут же пихнула мне в руки ребенка и стала раздеваться. Она как раз успела снять дубленку и шапку, достать из дамской сумки туфли на каблуках и надеть их, когда в прихожую вышел Юрий Иванович.
– Здравствуйте, – поприветствовал он девушку и спросил: – Лен, это твоя подруга?
– Нет, папочка, я твоя дочь, – сказала Алла.
– А... Аллочка? – недоверчиво проговорил Юрий Иванович, и добавил радостно: – Аллочка, дочка! Неужели это ты?! Какая ты... взрослая, красивая!..
Он шагнул к ней, обнял, и увидел меня, всё еще стоявшую у двери с ребенком на руках, на удивление спокойным.
– А это у нас кто такой? – спросил Юрий Иванович умилённо.
– Внучок твой, Антоша, – сказала Алла, обернулась ко мне и нахмурилась: – А ты что, еще ребенка не раздела? Запарить хочешь?
Мальчик был одет в поношенное драповое зимнее пальто, которое наверняка видело на своем веку несколько поколений детей, пуховую шапку, больше похожую на девичью, штаны с начесом и валенки. Сама же Алла была одета модно и дорого.
Я разозлилась, вручила ребенка ей, сказала:
– Сама раздень, я тут тебе не нянька, – и убежала в свою комнату.
Минут двадцать я сидела и злилась на незваную гостью, потом вошла мама.
– Леночка, ты на Аллочку не обижайся, – сказала она. – Девочка с дороги, уставшая, волнуется, ведь столько лет родного отца не видела, не знала, как примет...
Что-то я волнения у неё не заметила. Ладно, может, она его наглостью скрыть хотела.
– Пойдем в гостиную, чего тебе одной тут сидеть, – добавила мама. – Познакомитесь, тебе Алла понравится. Мне понравилась.
Я молча вышла в комнату, где на столе появился четвертый прибор, а Антоша уже был раздет и сидел в высоком детском кресле из ивовых прутьев, которое в нашей семье переходило из поколения в поколение. И мама в своё время в нём сидела, и её сестры, и я. И мои двоюродные братья. Кресло сделал еще мой прадед. Хранилось оно у нас на чердаке. Без верхней одежды мальчик выглядел не больше, чем на год, Алла сказала потом, что ему год и три месяца.