Наконец, дверь открылась, и Эллис показалась на пороге в одной куртке, накинутой поверх мешковатой больничной майки и в светлых льняных штанах. Стояла она неуверенно, но всё же стояла.
— Пошли, — Шейн кивнул в сторону лестницы, и сам направился туда.
***
Дэниэл затянулся, наблюдая, как широкоплечий мужчина и хрупкая девушка выходят из стеклянных дверей больницы и садятся в машину. Девушку он знал. Мужчину видел лишь раз, когда тот входил в здание больницы. Этот, второй, пах альфой так, что даже стоя на другой стороне улицы Дэниэл с трудом мог побороть желание прыгнуть на него и порвать глотку. Но он продолжал стоять неподвижно, пока незнакомец устраивал Эллис в машине — бережно, будто фарфоровую куклу. Только дождавшись, когда автомобиль тронется с места, Дэн выплюнул сигарету и, не глядя, затоптал. Перекинув ногу через седло харлея, он дернул сцепление, надавил на газ и с ревом рванул с места.
Машина медленно катила по улицам Лос Анджелеса. Шейн старательно не смотрел на девушку, сидевшую по правую руку от него.
Давным давно он никого не приглашал к себе домой. Тем более не мог представить, что когда-нибудь станет ночевать рядом с кем-нибудь, а то и жить… Пусть даже несколько дней.
Решение было спонтанным. Его диктовал инстинкт. И в тот момент Шейн знал, что решил правильно – потому что иначе было нельзя. Оставлять девчонку в больнице было опасно. Обычным полицейским не справиться с разъярённым волком, почувствовавшим вкус своей добычи – даже если таких и пришлют. Шейн сомневался, что пришлют. Девушка была слишком маленькой фигурой, слишком незаметной. Он мог бы попробовать надавить на начальство, с которым и без того никогда не ладил, но Шейн не любил и не хотел просить. Своё дело он всегда делал сам.
Существовали, конечно, программы защиты свидетелей, но чтобы нечто подобное запустить требовалось столько времени, сколько девушка, возможно, не проживёт. Можно было попросить напарника провести ночь в больнице – но и это Шейну в голову с самого начала не пришло. «Да никто бы не стал её в этой больнице держать», - напомнил он себе почти со злостью. В такие мгновения он ненавидел людей, чьи инстинкты были настолько глухи. Он тщетно напоминал себе, что они ничего не знают про волков и уж точно не могут оценить, какая редкость оказалась в их руках.