После плесневелой трюмной вони крепкий мужской дух, царивший на палубе, показался райской амброзией. Меня провожали плотоядными взглядами, но давнишний темнокожий абордажник одним своим видом быстро остужал самых пылких и заинтересованных, а остальные, вдохновившись примером, и сами не лезли. Я подозревала, что после трюма выгляжу вовсе не по-королевски, но все же держала голову высоко поднятой и стойко игнорировала матросские вопли – одобрительные и не очень. В конце концов, что ещё мне оставалось?
Палуба на галеоне казалась бесконечной, а команда – даже излишне многочисленной. Чем кормят всю эту ораву в дальнем плавании, хотела бы я знать?!
Впрочем, именно это мне и предстояло выяснить – если, конечно, удастся убедить пиратов, что королева в изгнании и ее фрейлины принесут куда больше выгоды живыми и невредимыми.
Капитан «Бродяги» занимал поразительно просторную каюту. Ее изрядно затеняли молодые деревца в прибитых к полу кадках, и я так удивилась, опознав в них цветущие лимоны, что собственно капитана заметила, только когда он звучно усмехнулся.
Впечатление пират производил весьма неоднозначное. Выглядел он немногим старше меня – и, в общем-то, вполне мог оказаться моим ровесником: море и солнце редко бывают милосердны ко внешности. Но капитан был гораздо более светлокожим, чем большинство людей, вынужденных проводить в плавании долгие недели. Моим ожиданиям соответствовали разве что черты его лица: острые, сильно выпирающие скулы, тонкие губы и тяжёлые надбровные дуги, из-за которых глаза казались черными, как яфтийский базальт. Запоминающаяся внешность – но мне и в голову не пришло бы назвать капитана «Бродяги» красивым.
А потом он ещё и открыл рот.
– Ваше Величество, – безо всякого почтения изрек капитан хрипловатым, будто едва не сорванным голосом, не соизволив встать. – Надеюсь, вы простите мне некоторые вольности – сегодня был весьма насыщенный день.
– Весьма, – сухо согласилась я и, не дождавшись приглашения, уселась на единственный свободный табурет – напротив капитана. – Надеюсь, вы ответите мне той же любезностью.
Вместо любезностей он расхохотался – хрипло, но так задорно, что я едва не присоединилась, раз уж мы тут так удачно прощаем друг другу некоторые вольности.
– Ладно, кажется, я понял, чем ты так взбесила Чара, – сказал капитан «Бродяги» – после паузы, уже отсмеявшись, несмотря на мое ледяное молчание. – А вот чем ты заинтересовала Бузура?