И да, у Божена и Божини, высеченных из мягкого камня идолов, были явственные женские и мужские черты. У неё – тяжёлая грудь и массивные бёдра, у него изрядных размеров, анатомически подробно вырезанное мужское достояние. Притом ни он, ни она людьми не были. У неё глаза не то, что не были вырезаны, они отсутствовали принципиально – смерть и должна быть слепа, чётко очерченный рот велик, а руки только намечены тонкими штрихами. У него были по-птичьи круглые глаза, совсем крохотный ротик, тяжёлые рабочие руки и шерсть по всему телу, обозначенная лёгкими штрихами. Вполне канонические изображения, разве что на плечи и грудь Божена наполз мох, ещё более усиливая впечатление мохнатости, а по каменному телу Божини расцвели розетки лишайника.
Морла настороженно подобралась поближе и заглянула в лицо своей покровительнице, для чего потребовалось изрядно задрать голову – при всём своём немалом росте, статуе она едва доставала макушкой до плеча. Нет, подозрения не оправдались – лицо Божини было по-прежнему оставалось чистым, а вот если бы на месте пустых глазниц желтели кругляши стенной золотянки, нужно было бы уносить ноги как можно быстрее. Это же самый простой был способ призвать на головы участвующих проклятие: подрисовать угольком али мелом Божине глазки, а уж на кого взгляд её упадёт, тому долго не прожить. Действенное весьма проклятие было, и оно такое существовало не одно, недаром ведь, Храм отказался от установки человекоподобных идолов, выбрав материальным объектом для поклонения нечто гораздо более эфемерное. Но хорошо, что этого места не коснулась скверна, ей пора приступать к проведению своего собственного ритуала.
Вот увидь её кто сейчас, в ужас бы пришёл от непонимания и нехороших подозрений.
Пристроив в кубле, сооружённом из собственного мехового плаща едва подающего признаки жизни ребёнка, она кинулась собирать хворост, сухой – не сухой, не столь важно, лишь бы древесина оказалась окончательно мёртвой, не способной прорасти корнями и ветками ни при каких, доже самых благоприятных обстоятельствах. Над костерком на двух рогатинах вскоре приладила котелок, вода в который пошла из собственной фляжки – искать родник, а он наверняка где-нибудь неподалёку журчал, не было времени. В тот же костёр полетели и тряпки, в которые была завёрнута девочка – она только сейчас разглядела, что это именно девочка, а саму малышку опустила в котелок. И какой бы крошечной она не была, посудина всё равно была недостаточной по объёму, приходилось поддерживать, а фактически и вовсе держать на весу одной рукой, другой в то же время, обмывая ребёнка стремительно теплеющей водой. И напевать себе под нос тихонечко заговор-молитву: благодарность Божине за дарованную новую жизнь, просьбу Божену о ниспослании здоровья и долгих лет.