Она часто представляла, каково это, прокатиться на волшебном создании, но реальность превзошла все мечты. Мика чувствовала себя пушинкой, парящей в потоке горячего, но не обжигающего ветра. Она летела в его объятиях, окутанная темным туманом и пряными запахами осенней ночи, а сердце сладко замирало, и казалось, что за спиной вот-вот вырастут собственные крылья.
Такие же черные, горячие и совершенно нереальные, как сумрачный конь.
И что она облетит город, доберется до дома и...
...выскажет окончательно обленившемуся и завравшемуся злобному – и, похоже, еще и жадному! – злу все, что думает по поводу его категоричных заявлений о непреодолимой несовместимости простых смертных и сумрачных созданий!
Увы, сказка продлилась недолго. Чудесный конь вихрем ворвался в незапертые ворота Даратта, пронесся по темным улочкам, где, с трудом преодолевая магию, едва разгорались фонари. Мика беспокойно завозилась, но не успела и рта раскрыть, как ее мягко приподняло – и осторожно опустило на землю. Прижав к груди многострадальную коробку, она хотела вежливо поблагодарить чернокнижника, но того уже и след простыл. Сумрачный конь растворился во тьме, словно его и не было вовсе.
А может, и правда не было?
Мика потрясла головой, избавляясь от глупых мыслей, огляделась... и не сдержалась от нервного смешка.
Страшный чернокнижник, по весьма популярному мнению воплощение всех грехов и пороков, не просто в целости и сохранности довез до города незадачливую девицу, кою ему народной же молвой приписывалось пустить если не на ужин, то на зелье. Он довез ее до храма, в котором, как считалось, можно безопасно для тела и души переждать жуткий час ворона.
Двери храма, впрочем, были плотно закрыты и наверняка – Мика не побоялась бы поставить на кон разноцветные носки мэтра – подперты чем-то тяжелым, чтобы никто, не дайте боги, не проник в убежище местного жреца, пуще гнева своего непосредственного, обитающего на небесах начальства боящегося всяческой нечисти.