— Мой отец сослан в монастырь! — Альба гневно топнула ногой. — А я иду приложением к короне для этого… этого…
— Красавчика, — хихикнув, подсказала горничная, которая сидела перед надетым на манекен платьем прямо на полу и сноровисто подшивала подол. Самый низ юбки был отделан богатейшим кружевом, поэтому его приходилось поднимать, но шила девушка отлично и выходило совсем незаметно.
— Чита! — возмущённо прикрикнула принцесса на свою молочную сестру.
— А что я такого сказала? — делано удивилась та, бросив на принцессу насмешливый взгляд. — Вы, ваше высочество, после последнего бала только о нём и говорили — и учтив, и выправка, и танцует. Да и вообще, все говорят, что генерал де Кастильо исключительно благороден и хорош собой.
— Ты его не видела!
— Видела, они же все во дворце теперь живут, — возразила горничная. — Хорош. И статный, и лицом красавец, а уж взгляд такой, что так всё внутри и замирает, — она многозначительно вздохнула, искоса хитро поглядывая на принцессу, а потом заговорила не в пример рассудительней: — Служанки из Большого дворца болтали, что держатся разместившиеся там офицеры не в пример достойнее дворян. Одна жаловалась, что уж она и так глазки строила, и этак, и грудь в вырезе, и плечико, но эти словно монахи какие-то, простите, падре. Говорят, и впрямь какие-то обеты давали едва ли не всем полком.
— У него шрам на лице! — обиженно заявила принцесса.
— Это очень пикантно, мужчину украшают шрамы.
— Он старый!
— Всего тридцать, самый расцвет сил, — отмахнулась Чита. — Вот бы и мне замуж за такого красавчика-офицера… Как думаете, матушка, а? Достойная партия?
— Уймись, трещотка, — отмахнулась от неё мать.
— Падре! Ну хоть вы им скажите! — попыталась Альба воззвать к духовнику, который наблюдал за метаниями принцессы невозмутимо, даже почти безучастно, и беззвучно перебирал простые деревянные чётки, добела вытертые частыми прикосновениями.
— Успокойся, дитя. — Отец Валентин, сухопарый старик с узким лицом и почти лысой головой, усыпанной тёмными пятнами, посмотрел на свою воспитанницу задумчиво и строго, и под этим взглядом Альба невольно замерла.
Принцесса сжала руки в кулаки, набрала в грудь воздуха для новой гневной тирады, но только шумно выдохнула — в метаниях и ругани выплеснулась достаточная часть обиды и злости.