Из десятков вопросов, немедленно возникших у меняв голове, ни одного задавать не пришлось, Делфин Деманже корпус филид первый год обучения продолжала с испугавшей меня монотонностью:
— Не приходи, прекрати за мной таскаться, втягивать в свои бездарные и безуспешные авантюры и вообще…
— Что вообще? Мы больше не подруги?
Она наконец посмотрела мне в лицо с ледяным высокомерием:
— Подруги, Гаррель? А мы, разве ими были?
— Мне так казалось, — пролепетала я, все еще надеясь, что Делфин сейчас рассмеется, признается в нелепом розыгрыше, и все будет как прежде.
Но девушка резко спросила:
— Когда, Катарина, тебе так казалось? В тот момент, когда ты не отомстила де Брюссо за мою поруганную честь? Ты знала, что этот мерзавец со мной сделал, знала, но предпочла с ним подружиться! Ну разумеется, шевалье твой товарищ по квадре «вода», он нужен тебе на турнире стихий, послушный и верный.
— Я Брюссо в квадру не выбирала, нас распределил лабиринт. Что же касается мести… поруганной чести…
Мысли в голове путались, поэтому и фразы получались бестолково рваными. Пять или шесть лет назад, меня тогда еще даже в Заотаре не было, у Делфин с Виктором было нечто вроде романа, Брюссо обманул бедняжку-оватку, его страсть оказалась притворной, в результате «блистательная четверка» — компания противных аристократов — над Деманже посмеялась. Да, я об этом знала. И, клянусь, если бы Делфин… Но она сама предпочла обо всем забыть.
— Хочешь, я вызову Брюссо на дуэль? — предложила я. — Стану твоим клинком?
Девушка фыркнула:
— Какое запоздалое благородство, Гаррель! Не трудись, за меня уже отомстили.
Не сказать, чтоб это меня расстроило, с моими-то невеликими успехами в фехтовании, но Делфин продолжала:
— Виктор де Брюссо с позором изгнан из «блистательной четверки», потерял покровительство маркиза Делькамбра, бывшие друзья его презирают, он жалок и будет растоптан, когда узнает, кто именно занял его место в компании лучших дворян академии.
— То есть, — не могла я не уточнить, — за твою честь вступилась де Бофреман? Та самая, что ее когда-то…?
— Прекрати, — перебила Делфин с горячностью, — Мадлен ни в чем не была тогда виновата, она всего лишь слабая женщина.
«Ну, в ее руках достаточно силы, чтоб дергать за ниточки своих клевретов, — подумала я, — и ты, дорогая, об этом прекрасно знаешь, но покорно вступаешь в ряды приспешников», а вслух спросила: