– Зато ты, судя по одежде, еще не ложился, – заметил Лоренцо. – Весело провел ночь?
Романо без приглашения плюхнулся в кресло и взмахнул рукой.
– Я водил Бьянку в театр, а потом мы отправились в то милое местечко, ну, ты знаешь, да? Вели подать кофе, а то глаза слипаются, и я расскажу тебе кое-что интересное.
Кофе принесли почти мгновенно, крепкий, сладкий, обжигающий. Дон Марко хорошо вышколил слуг: те словно предугадывали желание хозяев и их гостей и молниеносно исполняли все приказы. Романо сделал глоток и зажмурился от наслаждения.
– Должно быть, у тебя действительно важные новости, если ты отправился не в постель, а ко мне, – заметил Лоренцо.
Романо отставил чашку, лениво потянулся и усмехнулся.
– В постель? О, друг мой, да я только что из постели – и да, сразу к тебе.
– Так рассказывай! Это связано с Карло? Ты обсудил с ним…
Романо вскинул руки, призывая приятеля к молчанию.
– Нет-нет, стал бы я тревожить тебя в такую рань из-за старикана? Хотя мы действительно виделись и переговорили, и хитрый лис, кажется, склонен принять твое предложение – но всячески делал вид, будто не слишком заинтересован. Но я не хочу говорить о Карло в этот прекрасный рассветный час, о нет! Это раннее утро слишком хорошо для того, чтобы портить его упоминаниями особей не слишком приятных, пусть и полезных.
Лоренцо едва заметно поморщился. Несмотря на годы, прожитые в Либертине, и статус ее негласного правителя, его все еще раздражали те цветистые обороты речи, к которым частенько прибегали местные жители. Сам он предпочитал при встречах переходить сразу к делу – и эта его привычка порой встречала непонимание.
– Значит, ты хочешь поговорить об особе приятной, но бесполезной? – не без сарказма уточнил он.
Романо рассмеялся и допил кофе.
– Именно так, друг мой, именно так. Как я уже упоминал, ночью я был в театре. И видел нашу новую знаменитость, ту самую Огненную Магнолию.
Теперь уже Лоренцо не счел нужным скрыть раздражение.
– И ты заявился ко мне, чтобы обсудить очередную актерку? Прости, меня не интересуют все эти легкодоступные девицы. Если ты позабыл, я женат, и женат счастливо.
И он жестом указал на портрет на стене. С него надменно взирала огненноволосая черноглазая красавица – госпожа Лаура Чентурри. После свадьбы Лоренцо стал называться фамилией жены, желая не то выглядеть почти коренным либертинцем, не то подчеркнуть свою близость к дону.