Дворецкий с поклоном распахнул перед гостем двери и сообщил:
– Молодой хозяин ожидает в кабинете, господин.
Молодым хозяином слуги звали зятя дона Марко, Лорана – или Лоренцо, как переиначили его имя на свой лад либертинцы. Ни у кого в городе, от самых богатых купцов и до самых последних нищих, не имелось ни малейшего сомнения в том, кто на самом деле правит Либертиной. Дон Марко сильно сдал за последние годы, не постарел даже – одряхлел. Он с трудом, опираясь на палку, переставлял подагрические ноги, а во время торжественных служений мог начать клевать носом. Но он все еще оставался доном – а следующим, вне всякого сомнения, изберут мужа его единственной дочери. Пусть и чужак, пришлый, но Лоренцо ухитрился всего за несколько лет забрать власть над всем городом, обзавестись должниками и просто доброжелателями, шпионами и соглядатаями. Романо даже удивляло то, что в жилах его приятеля течет кровь подданного Трех Королевств. По духу Лоренцо был истинным либертинцем, хитрым, изворотливым и… да, и коварным, чего уж тут скрывать.
И еще он обладал магией. Для уроженца одного из Королевств дар его был на редкость сильным. Удивительным для края глупцов, столетиями истреблявших магов. Даже сейчас, когда перестали пылать костры инквизиции, появление в семье одаренного ребенка считалось позором. Таких детей забирали в храмы, а после определяли либо в святые отцы, либо на королевскую службу. Те, кто поудачливее, сбегали от эдакой чести в Вольный город, и Романо, как и прочие горожане, насмотрелся на беглецов вдоволь. Слабосильные, необученные, они годились лишь для черновых работ. Но зять дона Марко отличался от своих бывших сограждан и в этом. Если честно, он вообще мало походил на кого-либо из знакомых Романо.
Вот и сейчас, в столь раннее время, Лоренцо встретил приятеля не на террасе, откуда так приятно любоваться восходом, и не в столовой за чашечкой утреннего кофе. Рабочий стол в его кабинете был завален бумагами, а сам Лоренцо что-то подсчитывал, выписывая трехзначные цифры в столбик. Увидев приятеля, он отложил перо и улыбнулся, заправил за ухо упавшую на лицо прядь темных волос. Даже внешне он был неотличим от коренного либертинца: светлая кожа, резкие черты лица и жгучий взгляд темно-карих глаз.
– Поверить не могу, что ты встаешь в такую рань и сразу же принимаешься за работу, – вместо приветствия произнес Романо.