- Да? – восемьсот первый улыбнулся так светло и радостно, словно ему пообещали досрочное освобождение. – А ты напомни!
- А смысл? Все равно ведь забудешь…
- Это ты меня сейчас что, дураком назвал? Я, по-твоему, дурак?
От показного дружелюбия не осталось и следа. Восемьсот первый нарывался на ссору. Но Умбрий не шевелился. Пока они кричат и спорят, ничего не происходит. Но как только начнется драка, камеры слежения четко зафиксируют каждое движение. И тогда тяжесть наказания может зависеть от того, кто кого ударил первым.
- Нет. Тебе просто скучно. И ты меня за что-то ненавидишь. А поэтому стараешься спровоцировать конфликт, не понимая, что это может тебе выйти боком.
- Мне? Боком? Да ты… ты знаешь, кто после этого? Ты – стукач, вот! Полицейская подстилка! Сопло не…
Умбрий так и остался бы сидеть с каменным лицом, как мантру повторяя: «Не бить первым! Не бить первым!» - если бы краем глаза не заметил, что один из сокамерников рыбкой нырнул под стол. У восемьсот первого, как у любого лидера, были свои любимчики, свои слуги и подпевалы, которые ради «хозяина» готовы на что угодно. От того, чтобы на работе подбрасывать ему участки, богатые звездной пылью, дабы помочь скорее выполнить план, до таких вот мелких пакостей, подстроенных тем, кто вызвал недовольство. И как-то не возникало сомнений, куда ползет под столом этот тип.
Не зная, что тот задумал, Умбрий резко вскочил, спасая ноги и причинное место. И вскочил так неудачно – хотя с какой стороны посмотреть – что врезался затылком в лицо еще одному типу. Тот коротко взвыл, отшатнувшись и хватаясь за разбитый нос.
- Ах, ты вот как? Ты своих калечишь? – завизжал восемьсот первый. – Ты… гнида! Я всегда знал! Теперь держись!
«Банально! – успел подумать Умбрий, отскакивая в сторону и пытаясь встать так, чтобы к нему не зашли со спины. – Так банально и… примитивно!»
Он еще думал, а руки и ноги уже работали. Он давно не разминался, мышцы успели ослабнуть, но память тела никуда не делась, и с третьего-четвертого удара что-то начало получаться. Только бы продержаться хотя бы пару минут – на него навалилось пять или шесть человек. Где-то в задних рядах верещал и науськивал своих восемьсот первый, крича: «Дайте его мне! Я ему рожу-то подправлю!» - но вперед не лез. Однако, и без того один против пятерых – не самый приятный расклад. Умбрий вертелся на месте, отскакивал, приседал, бил и пропускал удары и боялся одного – упасть.