Я даже не успела перевести, как старшина ответил.
- Сказки о предателях мне рассказывать не надо. Я не коммунистам служу, а Родине. За неё и умереть готов. Мои не позволят с оружием защищать, так я сам голыми руками буду вас душить. Ты время на меня офицеришка не трать. Лучше застрели сразу. Мне по барабану, где за мою Родину погибать в окопе или здесь. Не застрелишь, сбегу. А там моли Бога, чтобы нам не свидеться.
Леднёв понимал немецкую речь. Это я Рихарду не сказала.
- Он не согласен на сотрудничество. Говорит, предавать своих не будет.
Военнопленный удивлённо посмотрел на меня. Он не мог объединить в своём мозгу женщину в нацисткой форме и помощь.
Рихард принялся рассказывать, что делают с солдатами, побывавшими в плену у немцев свои же. Про грозящий расстрел. Про ужасную смерть в лагере и всё в таком духе. Но, я ничего этого не переводила Леднёву. Я просто делала вид, что перевожу, а сама разговаривала со старшиной.
- Что же ты, своему офицеришке врёшь? – спросил Леднёв.
- Помочь тебе хочу, – призналась я.
Он улыбнулся. Итак, кстати. Рихард пел о Германии, а я, якобы переводила.
- Неужто так приглянулся тебе, что дурачка этого малахольного подставить хочешь?
Вот мужик! Сколько самоуверенности в нём. Обзавидуешься.
- Он не дурачок, – запротестовала я.
Старшина пожал плечами. Думает, якобы для Рихарда. А для меня это имело другое значение: «Ну, не знаю».
- Ты баба сильная и хитрая. Тебе не такой наивный простачок надо.
- Не себя ли предлагаешь? – спросила я.
- Да, хоть и я. Ты же им, как хочешь, вертишь. Пользуешься немцам, а сама о таком мужике мечтаешь, – он сжал кулак, показывая мне, – чтоб так вот держал тебя.
Для Рихарда этот жест с моим переводом имел значение: «Я им покажу, кто предатель. Вот, где они у меня все будут». Оберштурмбанфюрер фон Таубе был доволен. Вербовка проходила удачно. А вот, старшина разозлился немного.
- Ты куда, клонишь, девка. Я служить им не буду, – нахмурил брови.
- Не дури, старшина. В твоём положении лучше согласиться. В школе отъешься, здоровья поправишь, и там нет такой охраны. Сможешь сбежать к своим. Из лагеря ты только на тот свет сбежишь, – и, улыбнувшись, добавила. – А чтоб совесть не мучила, считай, не предал, а на военную хитрость пошёл.
Леднёв задумался. Я чувствовала, что ему можно доверять. Он не предаст меня, как склонявшую к такому дерзкому побегу. За счёт Германии поправить здоровье, получить хорошие военные навыки и слиняет, не окупив затраты на себя. Предатель предателю рознь. Это я поняла впервые месяцы войны. В старшине я не видела угрозы, вот поэтому открыто с ним говорила.