И его, видимо, не смущает, что деревянные руки охвачены огнем! Пусть и магическим!
Принц Леса успевает перехватить часть лиан, тянущихся к неблагому, некоторые, слишком толстые, чтобы их ломать, слишком тонкие, чтобы на них серьезно отвлекаться, попросту связывает узлом!
Теперь, кажется, преимущество на стороне ши, но Бранн глухо истерзанно мычит — и щепки начинают вновь срастаться, складываясь в деревянное целое волокно! Лапы обеих сторон приходят в движение, беззубая пасть смыкается перед носом Флинна!
Мэй! Нет! Стой! Фуф! Нет, ну как уговорить полуживого волка, что вставать в этом состоянии — плохая идея? Хотя, похоже, я зря беспокоюсь, без посторонней помощи Мэй не способен подняться по слишком гладкой стене: руки раз за разом соскальзывают, оставляя кровавые полосы. Тогда в пегой голове оживает другой план.
— Флинн! Скорми ему оторванную лапу! — Мэй выкрикивает две короткие фразы в два приема, с трудом переводя дыхание и отчаянно надеясь, что не прошептал.
Нет-нет, Мэй, не переживай, Флинн тебя услышал!
Лесовик оборачивается к волку, сердито поджимает губы и прищуривается, углядев кровавый декор на стене, но совету следует и — я чувствую хорошо, будто на нем сижу — благодарен.
Длинная толстая ветвь с острым концом, слегка похожим на коготь, тяжела, но коренастый Флинн не слаб, что успел доказать не единожды, а потому сгибает ветвь по деревянному шишковатому суставу, похожему на плотный нарост, и забивает импровизированный рычаг поперек жадной пасти!
Лист рычит отчетливее, стенает, напоминая интонацией живого ши, впрочем, жалости не вызывает нисколько. Лианы приопускаются на пол, теперь опутанный Бранн лежит, но пестрое разнообразие лоскутной куртки едва видно. Пораненная левая рука бессильно касается камня кладки тыльной стороной, золотой цветок залит кровью и светится слабо-слабо.
Флинн оглядывается вновь: Мэй затих в своем углу, но грудь приподнимается, волк дышит; спеленатый Бранн скоро не сможет сделать ни единого вздоха, настолько плотно сходятся упорные лианы. Лесовик рычит не хуже монстра, опять атакует, вновь пробивая удачное место с ближайшей стороны, перепрыгивает деревянную махину, разбивает то же место со второй стороны, и пока противник обездвижен, обрывает лианы, вытягивая полубессознательную Ворону.
Оттаскивает неблагого подальше, ну, пытается, напившийся крови и магии деревянный упырь ползет за ними, не желая упускать лакомую добычу, не отпускает последнюю петлю на щиколотке Бранна, тянется, ощерившись беззубой пастью, теперь проломанной его же собственной ногой: Упыриный лист предпочел сомкнуть и сломать челюсти.