Неужели, его заводит моя боль? А слёзы возбуждают?
Что с тобой, Давид?
В кого ты превратился?
Почему не слушаешь меня? Почему???
Я ведь так долго мечтала сказать тебе кое-что очень важное.
И, особенно, попросить прощения.
Мужчина хрипит мне в лицо, а его руки сильнее ломают запястья. С такой силой, что суставы хрустят, а мышцы трещат и рвутся.
— Я отсидел почти четыре года… — Угрожающе шипит в ухо, носом трется о мочку, я начинаю хныкать, потому что понимаю, что спасения нет, потому что его запах, запах крепкого мужского тела, терпкого одеколона вперемешку с запахом хронической ненависти… травит меня изнутри. Душит! Самыми изощренными способами. — И я больше не тот смазливый мудак. Я стал ещё страшнее, Крош-ка. Тюрьма ломает людей. Но мне повезло выйти на свободу намного раньше. Деньги решают всё. Мой отец перед смертью решил покаяться — выкупил меня и отдал мне всё своё состояние. Чтобы загладить, — сделал паузу, сглотнул, прожевав последнее слово, — вину. Впрочем, тебя это не касается. Ты сама скоро сдохнешь.
— НЕТ! Клянусь! Я ни в чем не виновата! Я думала ты умер! — ору, до привкуса крови, срывая голос до шершавого хрипа.
— Тогда считай, что сама смерть пришла за тобой! Считай, что ты тоже сдохла. И твоя гнилая душонка попала в Ад. В другом случае, мой озверелый фантом будет преследовать тебя до конца твоих жалких дней, пока твоя чертова душа не сгорит, а тело не рассыплется в прах.
Укусил за шею!
Больно так, по-животному! Вдавливая в диван до хруста в костях, до темноты в глазах!
А затем, не давая опомниться, не давая смириться с горечью услышанных слов, принялся рвать на мне одежду.
Блузка, юбка… За миллисекунду превратились в лохмотья.
— Нет! Прошу! Не надо! Послушай же меня, послушай ты! ТЫ! Всё не так как…
Но мои оправдания лишь подбросили дров в полыхающее пламя!
Выматерившись, Давид набросился на мои губы. Обжег их безумным поцелуем! Впиваясь зубами то в верхнюю, то в нижнюю губу. Заставляя снова заверещать от боли!
Он кусал меня! Как больной, свихнувшийся в край психопат!
Не целовал, а впивался зубами в хрупкую плоть, терзая до мяса, при этом издавал рычащие звуки! А я отчаянно брыкалась, извивалась под крепким, как скала, телом, которое было в три раза крупнее меня, ущербной. Которое отбирало у меня весь кислород, все силы и надежду… на прощение.