У причалов явно чувствовалось какое-то волнение. Множество людей с оружием наизготовку маршировали в разных направлениях. Слышались резкие команды. Когда катафалк достиг причала, дорогу процессии преградил взвод солдат. Мотылек, вежливо сняв шляпу, шагнул навстречу командиру:
— Чем вызвана задержка, синьор?
— Опасный преступник бежал из тюрьмы. Идет всеобщая проверка. Прошу вас, предъявите бумаги.
— Я дон Хулио Толедо, а это моя дорогая сестра донна Мориза. С нами ее безвременно почивший супруг дон Сильвио Нуньез. Выполняя его последнюю волю, мы везем его тело на родину, в Кастилию, — закатывая глаза от усердия, безбожно врал Марсель. — Вот наш корабль «Сан-Антонио». Капитан Хорхе подрядился довезти нас до места.
— Мы вынуждены побеспокоить вас, дон Толедо. Мои солдаты поднимутся на корабль и осмотрят его. Прошу вас следовать за ними во избежание недоразумений.
Сам же офицер небрежно направился к катафалку. Кристина раздумывала лишь мгновение. Рухнув на крышку гроба, она заголосила:
— О мой любимый Сильвио! Ты погиб таким молодым! Проклятая оспа отобрала тебя у семьи. Как я буду жить одна, как выдержу это несчастье, ведь во чреве моем твой еще не рожденный ребенок!
Она продолжала стенать и причитать, но бравый солдат услышал из ее речи лишь одно слово: оспа! И оно прозвучало для него как сигнал к немедленному отступлению. Отвернувшись, испанец принялся с преувеличенным вниманием осматривать гавань.
Вскоре по сходням загрохотали шаги. Капрал доложил о завершении проверки, и траурной процессии было разрешено ступить на борт. Гроб с «телом» был торжественно внесен в капитанскую каюту и водружен на стол, туда же проследовала «безутешная вдова».
Не прошло и десяти минут, как «Сан-Антонио» поднял якорь и при легком попутном ветре медленно вышел из хорошо защищенной двумя приземистыми фортами бухты. Только тогда с гроба была снята крышка, и Кристина увидела направленные на нее полные ярости глаза Ройса.
— Кто отец твоего ребенка? — рывком приподнявшись со своего усыпанного цветами ложа, завопил он. — Я сверну шею мерзавцу.
— Ревнует, значит, жив, — оторопело констатировал Джек и вдруг покатился со смеху.
Смеялись все. Кристина упала на стул и, размазывая слезы по лицу, просто стонала, не в силах сдержаться. Джек сполз по переборке на пол и, уткнувшись лицом в колени, трясся всем телом. Мотылек, хоть и не понял, о каком ребенке шла речь, хохотал громче всех. А над ними, сверкая глазами и стискивая кулаки, в гробу сидел Ройс.