Сказать, что мои ноги подкосились, значит ничего не сказать. Я почти полностью перестала себя ощущать, лишь острая, пульсирующая болью мысль рыбой-иглой металась в моем сознании: «я должна переспать с чужаком и родить от него ребенка?»
Нет! Он не мог говорить этого серьезно. Он мой отец и он должен понимать, что это нарушает все наши устои и традиции. Дельфины, включая оборотней, однолюбы – они образуют пары раз и на всю жизнь. Если гибнет их партнер, вскоре от тоски умирает и второй. Среди нас нет матерей одиночек, нет неполных семей. Мы крепко связаны духовно со своей парой. А он предлагает такое…
-- Нет! – мой крик плавно влился в сотни таких же других, словно хор одновременно затянул одну и ту же ноту. Но стоило ей раствориться в наэлектризовавшемся воздухе и стихнуть, как ее продолжили более решительные, не допускающие возражения слова главы стада:
-- Это приказ!
Никогда еще гости не расходились с праздника так быстро, как в этот раз. Приподнятое настроение, еще витавшее в коридорах с утра, словно растаяло. Всех одолевали думы и сомнения, но резких высказываний против приказа никто не выражал. Большинство стремилось уединиться, и я их прекрасно понимала. Мне и самой не хотелось никого видеть и слышать, но покинуть колонию мне не дали. Через одного из доверенных, отец передал, что желает меня видеть. Я и сама хотела с ним поговорить, раскритиковать всю эту идею и заставить от нее отказаться. Ни я, не мои подруги не станем ни чьими девицами для развлечений. Мы не бездушные машины по производству детей. С нами так нельзя.
С трудом удерживая бушующие внутри эмоции, я вошла в рабочую пещеру отца и от самого порога почти прокричала:
-- Ты сошел с ума! Какой нездоровый дельфин тебя на это подбил? Я не…
-- Сядь! – Тон отца был сухим и жестким.
Меня словно ушатом горячей воды окатили. Он приказывал?! Приказывал мне, любимой дочери, на которую за все мои восемнадцать лет ни разу даже не повысил голоса.
Борясь с желанием развернуться и убежать прочь, я подошла к плетеному креслу и села. Отец все это время не сводил с меня пристального взгляда. Сейчас он казался мне старым. То ли виной был непосильный груз ответственности за целый вид, то ли борьба с самим собой за то, что собирался сделать. Но, судя по всему, ему тоже было не сладко, и я понадеялась, что он меня поймет и откажется от этой затеи.