… Она оторвала чугунную голову от парты только тогда, когда её тронули за плечо.
– Я бы не будила, – извиняющимся тоном сказала Инна Валерьевна. – Но рабочий день заканчивается, школу скоро будут закрывать…
Зина ошалело оглянулась. В окнах класса мрели майские сумерки, а за дверью, в коридоре, стояла оглушительная тишина: никто не толкался, не ругался, не подначивал друг друга, да просто не слышалось никакой беготни туда-сюда, как всегда бывает в учебное время.
Инна Валерьевна взяла стул, подвинула его, села, положила локти на парту, а подбородок – на сцепленные пальцы. Смотрела внимательно, строго, как впрочем, и всегда. Вот почему некоторые могут выглядеть отлично, несмотря ни на что, а большинству такое недоступно? Зина знала, что увидит в зеркале, если не забудет в него посмотреться.
Встрёпанную заспанную дурочку с красными глазами. И это не вылечишь одним сеансом у косметолога, к которым, кстати, Зина в последние полгода даже не заглядывала. Со дна души поднялась какая-то совсем уже беспросветная горечь. Умная и прекрасная душа – это замечательно, но если нет у тебя возможности холить себя и лелеять, твоя чудесная душа проиграет таким, как Инна Валерьевна, на раз-два.
– Простите, – тихо сказала Зина. – Я сейчас пойду…
Маленькая узкая ладонь психолога легла поверх запястья девушки. Зина отметила лак на воздушных пальчиках – коричневый, бежевый и белый, ничего лишнего.
– Зина, – сказала Инна Валерьевна, – давай поговорим. Мне кажется, тебе нужна помощь…
От такого простого, участливого – «давай поговорим» – защипало в глазах, перехватило горло. После смерти мамы с Зиной никто не говорил {таким} тоном и {так}. Была… и есть… сестра Таня, но при Тане – муж Александр. Сашуля, как нежно воркует в его адрес сестра. Сашуля.
В груди ворохнулась ненависть. Сашулю Зина не взлюбила сразу, с первой же встречи, и чувство оказалось взаимным. Теперь, когда мамы не стало, Сашуля начал показывать своё мурло во всей красе. Самое обидное, что дура-Танька млела на него с каждым днём всё больше, и не замечала, не замечала, не замечала, какое дерьмо у них дома завелось!
«Единственный мужчина в семье… Наша единственная надежда… Что ты можешь понимать! Перестань ему хамить, я сказала!»
Надежда. Мужчина. Сашуля. Тьфу.
– Поплачь, не стесняйся, – предложила Инна Валерьевна. – В слезах нет ничего постыдного… Я никому не расскажу.