Трунь поёжился.
– Спасибо, – сказал он. – Я не знал.
Плакуша спрыгнула с забора и обошла менестреля кругом.
– Странный ты. Тебя что, мой вой не берёт?
Трундеваль горько усмехнулся.
– Он у тебя в сравнении с моим пением довольно мелодичный. Я бы даже послушал, как ты поёшь.
Нежить удивилась так, что стала почти прозрачной. Только лицо её сделалось отчётливым, словно его кто-то нарисовал чернилами на сером листе, и глаза вдруг заблестели, как две звезды.
– А ведь когда-то я пела, – сказала она.
– Угу, я тоже, – вздохнул Трунь. – А теперь у меня даже гитары нет! Вот умру – тоже буду плакушей. Тогда-то уж не отвертятся, дослушают меня до конца.
Плакуша навернула новый круг, оглядывая Трундеваля, а затем робко спросила:
– Что, настолько всё плохо?
– Хочешь убедиться, что ли? Тогда давай подальше от дома, чего женщин зря пугать?
Плакуша хихикнула, прикрыв рот ладошкой, словно смущённая девица, и стала почти материальной. Во всяком случае сквозь неё уже не просвечивала кладбищенская ограда. Трунь убедился, что она страшна до чёртиков. Или хуже. Даже угроза попасться на зуб умертвию была сейчас для него менее реальной.
Но в доме сидели две напуганные женщины. Во всяком случае, Трунь изо всех сил надеялся, что они там сидят. А что напуганные, так это уж наверняка. Ведь даже Рималь всплакнула, а она была храбрее, чем он, Трундеваль Фодросский.
– Давай так. Кто кого пением напугает? Если я тебя – то ты с кладбища уйдёшь и никогда сюда не вернёшься. Люди и без вестницы прекрасно понимают, что смерть близка. А бабуля пусть поживёт ещё чуток, сколько уж ей там отмеряно. Даже если и три дня, пускай проведёт их спокойно. Хорошо?
– Хорошо, – всхлипнула плакуша, внезапно заливаясь слезами. – А если я тебя перепою?
– Ну тогда я через три дня умру и будем плакушествовать вместе, – пожал плечами Трунь. – А старушка, опять же, докряхтит спокойно ровно столько, сколько ей суждено кряхтеть. Идёт?
– Ещё есть твоя девушка, – вдруг совершенно спокойно сказала нежить. – А вдруг я не по старушке вою?
– Вот про девушку ты вообще не думай даже, – рассердился Трундеваль. – Я про неё даже сам едва смею думать! Ей ещё жить и жить, между прочим. Пошли! Вон там, кажется, отличное место, чтобы никому не мешать спать своим состязанием.
Плакуша зловеще хохотнула.
– Ты мне начинаешь нравиться, – сказала она. – Из тебя получится хороший некромант!