Ещё сутки назад менестрель бы гордо заявил, что лучше быть худшим на свете певцом, чем лучшим в мире некромантом. Но сейчас он уже всерьёз подумывал передумать.
Ночь сгущала краски на небесной палитре, окно дома, окрашенное в жёлтый светом свечи, становилось всё дальше – Трунь нарочно оглядывался, чтобы оценить расстояние! – и где-то вдалеке покрикивала совка. Менестрель тащил тяжеленное ведро с наспех насыпанной туда кладбищенской землёй.
Так, с ведром, он брёл почти наощупь через тёмное кладбище, спотыкаясь об оградки и шарахаясь от могильных плит, а плакуша брела рядом, подобрав саван выше костлявых колен.
К облегчению менестреля, больше поблизости никто не ходил. Неприятно было бы обнаружить толстяка Мотия в паре шагов от себя. О том, что умертвие может ошиваться близ старухиной развалюшки и пытаться достать оттуда Рималь, Трунь старался не думать. Он мог хотя бы надеяться, что они маги, у них получится защититься, несмотря на юный возраст одной и крайнюю дряхлость второй.
Заросшей тропой, шедшей от кладбища через подлесок, они выбрались на полянку, мокрую от ночной росы. Плакуша шла по узенькой стёжке, обозначенной кладбищенской землёй, которую Трунь сыпал из ведра тонкой струйкой. На полянке он поставил в траву пустое ведро, вытер вспотевший лоб и понял, что дрожит мелкой противной дрожью.
– Ну что, – сказала плакуша, – мы отошли достаточно далеко! Кто начнёт?
– Дамы вперёд, – поспешно ответил Трунь. – И это! Давай-ка условие!
– Какое ещё условие? – удивилась нежить.
- А такое! Я тебя выслушаю до конца твоей песни. И ты меня тоже.
Плакуша подпрыгнула на месте, а потом приблизила своё жуткое лицо к лицу Труня и хлопнула ресницами. Длинными, красивыми. На менестреля пахнуло плесенью и тленом, но, кажется, в доме старухи он притерпелся к этому аромату и лишь вздохнул.
– Тебе уж признаюсь, – сказал он. – Четыре года назад я пел во дворе своего дома в Шмутцваальде. Репетировал, упражнялся. Помню, хороший день был: ясный такой, погожий, ранняя осень, воздух так и звенит… Свиньи за оградой ещё визжали громко, так вот пришлось петь так, чтобы хоть себя слышать. Я пел! А тут ведьма. Она в соседнем доме у подруги гостила, как я потом узнал. Выскочила, глаза огромные, злые. Я аж слова забыл. И как прокляла меня…
– Как прокляла? – плакуша опять закружила вокруг Труня.