Он поставил меня на четвереньки и туго стянул руки, обвив вокруг столба. Слезы по щекам потекли задолго до того, как он выбрал кнут и снова подошел ко мне. Так хотелось оттянуть экзекуцию хоть на секунду, потому я зачем-то спросила:
— Нравится тебе эта работа, Нокс?
Мужик почему-то замер и совсем не разозлился. Даже ответил после вздоха:
— А меня никогда и не спрашивали. Сказано бить — бью. Сказано загон чистить — чищу. Скажут глотку тебе перерезать — перережу и пойду чистить загон.
— Тогда почему обязали именно тебя?
— Потому что у меня рука никогда не дрожит, ты за это еще спасибо скажешь. Это ж не я придумал рабом родиться, и отец, и дед мой не выбирали. Богиня так решила. А я по ее решению делаю, что говорят, и вопросов не задаю.
— А твоя богиня потом ночами с бессонницей не приходит?
— Уже нет, — спокойно ответил он и встал за моей спиной, примеряясь.
Наверное, он мог быть хорошим человеком. Но не в этих условиях, не тогда, когда с детства приучен ни на что не реагировать. Равнодушие, уже впекшееся в его мозг намертво. Именно равнодушия мне часто не хватает, и именно его я остерегаюсь как проклятия. Но ведь оно и есть самый эффективный способ выживания.
Я зажмурилась, услышав тихий свист. Вздрогнула — но не от ожидаемой боли, а от того, что мою обнаженную кожу обдуло ветерком.
— Один, — считал Нокс для самого себя.
Второй удар прилетел тоже просто порывом ветра. На третьем я распахнула глаза и попыталась оглянуться — он точно бьет?
— Сиди смирно, если и по роже не хочешь схлопотать! Четыре!
После пятого удара я едва не расхохоталась от облегчения. От такого «наказания» я только простудиться смогу! Но Нокс и сам заметил:
— Что за бес? Ни одного следа… Кнут истрепался?
Замахнулся и снова приложился, а я отчаянно завопила — так громко и честно, как только могла. Этот вопль палача немного успокоил, потому он нанес еще несколько ударов, но уже и идиоту стала бы заметна странность. Он откинул кнут и прижал ладонь всей пятерней к моей спине, будто проверял. Прикосновение я почувствовала и снова заорала на всякий случай, изображая немыслимую муку. Но Нокс метнулся к крюкам, чтобы выбрать другое орудие пытки — какую-то плеть, короче и тоньше кнута. А я начала соображать — как-то надо будет в конце убедить мужика, что он свое дело выполнил в полной мере, а не бежать с отчетами к айху… Что ему сказать? У меня впереди еще ударов сорок, чтобы придумать.