Она с осуждением качнула головой, поправила на шее газовый шарфик и, стуча каблуками, посеменила за Штефаном, на ходу довольно громко пробормотав под нос:
– Надеюсь, он не проклянет тот день, когда решил оказать добрую услугу родственничкам…
Вот так и получилось, что через месяц после окончания выпускного класса в школе и на следующий день после шестого бракосочетания мутер я оказалась в самолете, несущем меня в какую-то задницу мира.
Рейс задержали, поэтому в пункт назначения я прибыла с опозданием. В моем рюкзачке лежали документы, смехотворная мелочь, салфетки, блеск для губ и пачка сигарет, и подумалось, что если меня никто не встретит, то в этом чужом, незнакомом городе я окажусь полностью предоставленной самой себе. Мутер сильно промахнулась, считая, что, отправляя меня как посылку какому-то родственничку, может быть спокойна.
При выходе с посадочной полосы я свернула в туалет и покурила. Прикрыв глаза, задрала юбку и затушила сигарету о бедро, стараясь пропустить через себя, прочувствовать каждое мгновение этой короткой боли, потом вынула из рюкзака упаковку спиртовых салфеток, которую всегда таскала с собой, и аккуратно обработала крохотный ожог. Другие, уже зажившие и еще только начинающие заживать, образовывали на обеих ногах причудливые узоры. Мои созвездия, как я их называла, порой и впрямь представляя, что вижу там ковш Медведицы или ломаную кривую Кассиопеи.
Выбравшись из туалета, я погуляла по терминалу в поисках чего-нибудь перекусить. К тому времени, когда вышла на парковку перед аэропортом, все пассажиры моего рейса наверняка не то что уже разъехались, а, скорее всего, успели добраться до дома или куда там еще им было надо. Я уныло оглядела ровный ряд желтых такси и зацепилась взглядом за шикарный темно-красный двухместный кабриолет с откинутой крышей и белоснежными кожаными сиденьями, возле которого, сложив руки на груди, стоял какой-то брюнет.
Машина явно относилась к разряду редкого старья, которое продают за большие деньги и покупают исключительно ради понтов, а ее владелец всем своим видом лишь подтверждал мои догадки. Сама его небрежная поза, в которой он прислонился бедром к полированному капоту, его зеркальные солнечные очки, легкая щетина на подбородке и бугры мышц, натягивавших ткань светлой рубашки-поло, так и кричали, что передо мной очередной метросексуал или кто-то ему подобный.