– Как из тебя… кто, Мышонок? – проявил непосредственное любопытство тип по соседству, вроде бы не заметив перемены в моем лице.
– Мышонок, – опомнившись, сурово повторила я следом за ним. – Только такой болван, как ты, мог придумать мне настолько дурацкое прозвище. На твоем месте я бы опасалась ответки, Лёвчик. Тем более, ты ежедневно подбрасываешь мне миллион поводов прицепить к тебе что-нибудь очень подходящее.
– О, здорово, с нетерпением жду твоего креатива, – воодушевленно осклабился мой собеседник, прикладываясь к своему стакану.
– Договорились, – мой взгляд снова скользнул за Лёвкину спину, где в полумраке, скрадывающем нахохлившуюся фигуру в темной кофте с капюшоном, я все еще мучительно долго пыталась определить, не подводят ли меня зрение, память, а заодно и игра расшалившегося воображения.
Неужели и правда Антон Бажутин собственной персоной глушит алкоголь, как воду? Один? В таком неподходящем для него месте? Да нет, нереально, бред какой-то…
Без особого труда проследив за моим любопытствующим взглядом и живо сообразив, кто именно привлек мое внимание, Лёвка разулыбался так сладенько, что последние сомнения в собственных ассоциациях окончательно меня покинули.
– Даже не думай, – сквозь зубы процедила я, внимательно наблюдая за тем, как возле писателя материализуются двое мужчин самого сомнительного вида и, привалившись к барной стойке, о чем-то начинают с ним разговаривать. Вернее, они пытаются говорить, в то время как Антон на них вовсе не смотрит, полностью поглощенный содержимым своего стакана и какими-то одному ему известными мыслями.
Интересно… Топит вину в алкоголе? Может быть, писатель еще кого-нибудь случайно убил, и теперь пытается как-то перемолоть это в забвении? Прячет свое узнаваемое лицо под капюшоном, но если старается не привлекать к себе чужого внимания, почему не реагирует на растущее недовольство двух цепляющихся к нему придурков? Очень, очень интересно…
– Мышонок, не зарывайся, – прорычал Лёвка. – Однажды я уступил тебе этого парня, что вовсе не повод лепить из меня мать Терезу на постоянной основе.
– Уступил? – возмутившись, я мельком перевела взгляд на Мальцева, который так же, как и я, учуял верный след и теперь старался не упускать из виду зазевавшегося писателя, потерявшего всякую бдительность и даже не подозревающего о том, что стал объектом пристального изучения не только заблудших пьяниц, но и целых двух акул пера.