— Нет, — тяжело вздохнула я. — А вы хотя бы воды мне ещё принесёте?
— Не велено боле, — удаляясь, бросила она.
А к вечеру я уже вовсю страдала, если не от голода, то от жажды точно, была готова даже капли конденсата под досками пола слизывать, найти бы только, где они выступили…
— Иди сюда! — вдруг раздалось с крыльца, и кто-то потянул меня за другой край цепи.
Это был худощавый.
Я медленно выползла, и встала на ноги. В каком-то страхе замерла и покорно глаза опустила.
— Есть хочешь? — вдруг спросил он меня.
— Да, но больше пить, наверное… — с дрожью ему ответила.
— Ну возьми тогда, — протянул он мне кольцо колбасы и стеклянную бутылку с розоватой жидкостью.
— Ешь, не бойся... Не обижу теперь уже...
Сделав большой глоток, я скривилась от кислого вина, и голодно надкусила колбасу.
— Ну чего, голуба, посмирнела? — расплывшись в сальной улыбке, пытался он казаться добреньким.
— Угу, — жуя, кивнула я.
— Пойдёшь ко мне?
— Ага...
— Тогда сейчас распоряжусь, чтоб цепь сняли, Софья же тебя помоет и приготовит. Потом ко мне приведёт... Поняла, голуба?
— Угу, — с полным ртом кивнула я.
Хоть и не такое крепкое, да вино сразу же в голову ударило, и приятным теплом медленно растеклось по жилам и жилкам. Меня от цепи освобождали, а я стояла и пьяно лыбилась, ну как полная дурочка совсем. Вот подошедшая Софья, ею та самая женщина в цветастом платке оказалась, меня к топящейся баньке повела. А я и не противилась даже, всё же лучше так, чем без толку на цепи сидеть.
— Ты, девонька, не глупи боле, — нравоучительно говорила она, чуть ли не на середине баньки меня в широкую лохань усадив и мочалкой старательно от грязи оттирая. — Бежать лучше и не пробуй! Поймают, даже и не сумневайся, да по кругу ещё пустят... Повезло тебе, глупенькой, что Агап тебя себе выбрал, при нём не пропадёшь. А коль быстро понесёшь, дак тады и не продаст он тебя басурманам...
При этом я лишь удивлённо вскинула брови.
— Обтирайся, — подала мне Софья свежее полотенце и продолжила наставлять: — Тута на днях купца татарского наши останавливали, так тама нарядов ихних уйма была, мож чего и тебе перепадёт. А покуда вот в это одевайся, — показала она на ворох стираного белья и уже сухой разнотипной женской одёжки.
— Помоги мне одеться... — попросила я её, скорее по наитию действуя, всё же те самые наряды первой половины девятнадцатого века мне не слишком уж знакомы, если я там, где она сказала, конечно.