Тут матушка в комнату вошла, глянула этак скорбно, с неодобрением, будто не свадьба меня ждет, а похороны. Навроде и тещей еще заделаться не успела, но зятя будущего не переносила всей душой своей.
– Экий ты, Юлиуш Витович, скорый. Еще не муж, а уже руки распускаешь, – матушка молвит сурово и хмурится так, будто метлой поперек хребта хочет со двора жениха моего гнать.
– И то верно, – слышу голос я уж больно знакомый.
Входит вслед за родительницей моей в комнату князь Рынский. Рожа у него постная, и отвлечь от нее даже кафтан с богатым шитьем не мог. А шитье-то и правда роскошное, не в пример наряду нареченного моего. Юлек-то одевался нынче скромнехонько и не от бедности, как многим думалось. Могла я его одеть хоть в шелк и бархат, кабы пожелал, да и сам Свирский пахал как вол во время сева, так что без гроша в кармане не ходил. Магам и недоученным платят прилично. Вот только забавляло его из себя бедного строить.
– Здрава будь, панна Эльжбета, – молвит жених мой бывший, на жениха нынешнего глядя неласково. А сам приосанивается так, чтобы серебряные нити на наряде его заиграли, на солнце заблестели.
Шитье было загляденье, то ли занял денег ясновельможный князь, чтобы приодеться, то ли попросту кафтан одолжил. Сидела-то одежа на женихе моем беглом хуже не придумаешь.
– И тебе не хворать, – молвлю я с прохладцей, а сама улыбаюсь гаже некуда.
Оно ведь и понятно, что после свадьбы моей давешней неслучившейся здоровье князя Рынского всяко подводит и хворает он постоянно. Моя злость даром ни для кого не проходит, разве что вон Юлек устоял. Потому, поди, и нареченный теперича. Так он и покрепче прежнего женишка будет. А Рынский-то и был сдыхоть сдыхотью, а ныне и вовсе сдыхоть болезная – тощий что палка, бледный и кашляет через раз.
– Гляжу, охолонула ты уже. Так что дурить уж перестань, разве же это подходящий для тебя муж?
И князь ясновельможный с насмешкой на Юлиуша кивает.
Тот же подмигнул мне украдкой. Ему и тут сплошное веселье. Ну и привела матушка моя другого жениха, так Юлеку и дела нет, только посмеивается – и все.
– Это – подходящий, – киваю.
А чего бы не подходящий? Чай не дурак, не трус и даже не подлец. Опять же силы магической в нем немерено.
Матушка рядом вертится, в глаза мне заглядывает, причитает.
– Что ж ты, Элюшка, привередничаешь? Ясновельможный князь прощения попросил! И еще и почет тебе оказал, замуж зовет! Хоть и подолом в Академии своей вертела.