Украшенная витражом дверь открылась бесшумно, и первое, на что упал мой взгляд, был огромный ловец снов, висевший над стойкой. Ветер, вызванный моим резким движением, заставил его качнуться, перышки взвились вверх, а бусины блеснули. Я аккуратно прикрыл дверь и осмотрелся. Помещение, в котором я оказался, было небольшим или казалось таковым, потому что вдоль стен, как в музее, стояли витрины с экспонатами. По крайней мере, в первую минуту мне так показалось. Мягкий встроенный свет освещал лежащие на стеклянных полках предметы. Под потолком висела старинная люстра в виде колеса телеги, причем в ней горели не лампы, что было бы вполне нормальным, учитывая точечный свет в витринах, а свечи. Осторожно, словно любое мое движение могло что-то нарушить в убранстве дома, я направился к стойке. Сделав несколько шагов, я обернулся. Над дверью, висела связка чеснока и подкова. Забавно…
На отполированной столешнице орехового цвета одиноко стоял маленький колокольчик из черненого серебра. Он был настолько вызывающе одиноким, я бы даже сказал, нарочито одиноким, что я не выдержал и взяв его со стола, встряхнул. Вслушался в красивый перезвон и потряс колокольчиком снова. Где-то хлопнула дверь, и буквально через пару минут передо мной материализовался странный субъект.
Это был мужчина лет пятидесяти, плешивый, с болезненно желтоватым лицом. Но не это привлекло к нему моё внимание, а огромные круглые очки с такими диоптриями, что глаза казались огромными.
— Здравствуйте, — растерявшись, произнес я.
— Макс! Макс Невский! Или к вам обращаться Михаил Цыплаков?