– Господи! Что ты говоришь? Ты бредишь?
– Нет, это я так шучу… Не знаю, как я смогла выбраться через этот лаз. Даже не представляю, для чего его делали. Пятки уже жгло, когда я уползала в лес. Ни рук, ни ног не чувствовала, мешок на голове не замечала. А дальше просто выживала, пока меня не нашёл тот человек, который привёз сюда. Он что-то говорил всю дорогу, но всё это было фоновым шумом после треска огня и ужаса ночи… Вот и всё, что я помню, Глафира Ивановна.
Женщина тихо плакала, поглаживая её по руке, качала головой, не в силах понять, откуда в некоторых людях столько зла, а в других – нечеловеческих сил и жажды выжить.
– Мне надо уходить от вас, – спокойно и серьёзно произнесла Ангелина, повернувшись к ней, – я не хочу навлечь беду.
– Да ты что говоришь-то? Куда ты пойдёшь? Ты слабая, как новорожденный котёнок.
– Вы не понимаете. Они же ищут меня. Ведь наверняка возвращались на место преступления, когда всё сгорело. А никаких останков там нет.
– Ох, ты ж… Точно! Откуда ты всё это знаешь?
– Я всегда много читала. К тому же в библиотеке работала. Но всё это мелочи. Просто ясно же, что ищут. Если бы знать, где был этот пожар.
– Не знаю, деточка. Это только у Николая можно спросить. Не люблю ему звонить, но здесь другой случай. Да-да, нужно понять, где это произошло. Ведь ты сама не могла далеко уползти от того места… Я сейчас!
– А где мы вообще находимся? – спросила Ангелина. – Сориентироваться надо. Я до двадцати двух лет в деревне жила, пока к Ефиму не переехала.
– Раньше тут была деревня, называлась Нижние Дворы. А подальше, за лесом дорога, через неё перейти и по заросшей тропе можно выйти к Верхним Дворам. Только уже все выехали оттуда. Давно, несколько лет назад.
С этими словами Глафира и вышла, чтобы пройти в дом и позвонить Николаю.
– Ну, надо же, только диву даёшься, как тесен мир, – прошептала себе Ангелина и недоверчиво покачала головой. – Похоже, моя жизнь скоро вернётся туда, откуда я бежала в слезах. Ещё несколько дней, и надо уходить. Найдут ведь. То, что ищут, понятно. Только бы понять, сколько времени у меня есть. Простите меня, Глафира Ивановна, не хочу приводить нелюдей в ваш дом, такой тихий, добрый, тёплый. Как родной. Мне здесь хорошо, именно поэтому нельзя ставить под удар это место и вас, добрейшей души человека.