Демоны. Жёсткие, суровые собственники. От них даже демонессы воют, что уж говорить об обычных женщинах. Но Мара не была обычной. Её пустыми угрозами не удивишь, бронёй и оружием не испугаешь, даже ипостаси её не трогали. Заводили, да. Некоторые.
– Шалс, – мило улыбнулась девушка, – ты не забыл, с кем разговариваешь, милый?
– С женой. – Рыкнул демон, с хрустом сжимая пальцы в кулак. – Ты скажешь «да» на алтаре этой осенью.
– Обойдешься.
– Что ты сказала?!
Что ж, когда-то это должно было случиться. Мара рассчитывала, что насладится горячим демоном до зимы, но, как обычно, парень сломался раньше. Все ломались. Зато какая замена обнаружилась! Велс – сильный маг, нежный. Такого у богини Любви еще не было. Она как-то не засматривалась на магов. До вчерашнего вечера.
– Прощай, Шалс. – Мара развернулась, считая разговор законченным.
Ей стало неинтересно. Жаркий безумный демон ей просто надоел. Как и остальные до него. Хотелось чего-то новенького, мягкого, податливого, неискушенного. Например, боевого мага.
– Ну нет, золотце, от демонов никто не уходит.
Ей бы прислушаться к его голосу, услышать обиду и ярость, понять, насколько унизительно слышать отказ тому, кому никто и никогда не отказывал, и попытаться подобрать другие слова, но… Богине Любви были чужды эти чувства. Как и забота о тех, кого она приручила. А приручала она многих. Всех, на кого падал её выбор. Никто не может отказать богине Любви.
Проклятие верховного демона ударило в спину, сбило с ног. Подол платья взметнулся, поднимая с земли пыль. Дыхание перехватило, ладони заныли от ран. Но удивление стерло чувство боли. Её ударили магией? Её? И кто, наглый житель нижнего мира, бес-переросток?! Что за заклинание он в неё бросил?!
Сказать или вскинуть руки в защитном жесте, она не успела – страшные слова уже сорвались с губ взбешенного демона. Боль застыла в его огненных глазах, ревность помутила рассудок: он никогда бы не воспользовался магией Древних, будь он хоть каплю хладнокровнее, если бы только любил чуточку слабее. Но он любил неистово, без остатка, со всей душой, которая еще была в его теле… Да, он всегда знал, что не сможет обуздать Мару, что она не будет ему верна, просто не сможет. Но надежда все это время шептала: «А вдруг?»
– Больше никто не дотронется до тебя, любимая! Даже я! – Прошипел Шалс, склонившись над стонущей на земле девушкой. – Больше никто не увидит твоё истинное лицо, только мерзкую маску. Отныне ты не сможешь прикоснуться ни к одному живому существу… Посмотрим, как ты взвоешь через сотню-другую лет одиночества.