— Вот теперь — поехали. А то мало ли, где там эти ваши мертвяки сидят, в пещере или в кустах на косогоре.
— И насколько оголодали? — фыркнула она. Потыкала пальцем в куртку: — Такое уж точно не прокусят.
— Вот и хорошо, — буркнул Хельмут.
ГЛАВА 2
“Рано”. Это дурное слово Леста успела мысленно повторить уже раз десять. Само по себе помогало оно, конечно, плохо, но хотя бы удерживало от глупостей, которых роилось в голове видимо-невидимо. Вот и только что, если бы не это “рано”, она бы не отдернула так быстро руку. Наоборот, еще до того, как он надел сверху куртку, прижалась бы покрепче всей ладонью, медленно провела по металлическим чешуйкам его кольчуги, прислушиваясь к ощущениям. А лучше — еще до кольчуги, в тот момент, когда он остался только в рубашке.
К новому человеку не привыкнешь так запросто. Много всякого нужно, чтобы рассмотреть, разгадать, расчувствовать как следует. И сейчас особенно сильно хотелось его касаться. Лучше бы, конечно, не в таком виде, хотя Леста вроде бы уже как следует освоилась и никаких трудностей со своим человечьим телом не испытывала. Но все-таки как хорошо было бы принюхаться, никуда не спеша, огладиться об этого парня с одного боку, потом с другого, может, даже почувствовать его ладонь на голове, там, где приятней всего, когда ласково теребят и почесывают.
Леста даже прижмурилась от удовольствия, представив. И тут же одернула себя. Если не случится никакой острой крайности, человечий облик для нее теперь станет единственным. Хотя бы до города, до порта или даже до корабля. С другой стороны, в человечьем-то, может, и не выйдет пробраться на корабль. Ну, значит, хотя бы до порта.
А тележка тем временем уже миновала макушку Лысого холма и теперь сползала по склону. Леста с удовольствием оглядела открывшуюся глазу знакомую низинку, по дну которой протекала мелкая речушка Колдунка, больше похожая на ручеек. Называли ее так по старой памяти. Вроде как обитал в этой низинке когда-то маг-чародей по имени Хуртан. Взялся неведомо откуда, обустроил под себя заброшенную охотничью хижину, жил себе потихоньку, местных сторонился, а те его побаивались и старались лишний раз близко не соваться. Только, видно, скучно здесь было магу одному. Вот и стал он привечать окрестных смельчаков, тех, у кого от одного слова “волшба” поджилки не тряслись. Одному топор заговорит, так, чтобы не слишком быстро тупился, другому в доспехи руну вставит, вроде как от нелепой смерти или удара в спину. А кому-то и вовсе — подскажет, под каким кустом в огороде жадный умерший папаша все нажитое зарыл. Вот после таких-то дел и повадились шастать к колдуну местные разбойники. А он их почему-то не отваживал, наоборот, как будто даже ходил с ними порой на промысел.