У одного окна стояла Жаклин.
Но не в мужском костюме, а в платье. Таком шелковом, светлом, с невесомым кружевом. И волосы ее золотые-золотые, длинные, чуть волнистые, заколоты жемчужными шпильками.
Она и пареньком-то получилась симпатичной, а тут… немного дерзкая, свободолюбивая и очень, очень быстрая.
Окно открылось. Жаклин замешкалась, словно решаясь, снять туфли или нет. И сделать шаг.
И лететь ей до земли метров 15…
Онир очутился рядом, схватил одурманенную девушку, оттащил от окна, тихо матерясь на всякие аномалии и везунчиков, что в них вляпываются.
Усадил в кресло. Иллюзия не исчезла. Все та же гостиная. Окна. Портьеры. Стеллажи. Книги с пустыми страницами. Нотные тетради без единого знака.
– Ты видел? – голос у девушки тоже изменился. Стал чуть тоньше, нежнее и мелодичнее. Смеется она, наверное, тоже красиво.
– Что? – Эжен озирался по сторонам. Ковер, паркет и ни единой двери.
– Там за окном, – глаза у девушки были широко распахнуты, она словно боялась моргнуть. – Там лужайка перед нашим домом в Тулузе. Тот, который отчим потом продал. Там еще жив отец. И мама меня любит. Мы пьем чай. Мне восемь лет. И мне подарили новую куклу. Я ее очень давно хотела. А родители не дарили. Говорили, что я уже большая. Что мне нужно учиться манерам, языкам или астрологии…
– И ты хотела… Туда вернуться? – осторожно, с паузой спросил Эжен. И с опаской подошел к окну. Приоткрыл портьеру, выглянул, ожидая увидеть что-то, что он уже, наверное, и забыть успел.
Одного взгляда вниз ему хватило, чтобы задернуть шторы и повернуться к окну спиной.
– Да! – выдохнула девушка. – Я так об этом мечтаю! Мечтала… – и почти заплакала. – Какая злая иллюзия!
– Ты понимаешь, что это все, – он обвёл рукой солнечную и теплую комнату, воплощение уюта и воспоминаний, – не настоящее?
– Я библиотекарь, – чуть ли не с вызовом ответила Жаклин. – Мы не боевые маги, но можем видеть сквозь иллюзии!
И сглотнула ком в горле.
А онир рискнул снова посмотреть за окно. Может, все-таки померещилось и там чаепитие счастливой семьи? Нет, там внизу под цветущей вишней по-прежнему играли в шахматы Эжен Миттеране и он, каким был в те далекие времена, когда еще не получил имя и умение повелевать тенями.
И человек, кажись, выигрывал.
– Так, иллюзии, отлично, – Эжен снова отвернулся. Смотреть на лучшую версию самого себя было больно. Так и хотелось помочь. – Тогда ты понимаешь, что это не настоящее. И я понимаю. Давай, что там нужно делать и бегом отсюда!