— Вероника, дочка, я прошу тебя: веди себя достойно. Не посрами честь и достоинство нашего рода.
Я глубоко вдохнула, под встревоженным взглядом “батюшки”, и устало кивнула. Я, конечно, понимала его беспокойство, но повторяющиеся причитания уже успели мне надоесть. После получения уведомления о призыве на службу, родные не давали мне проходу. И ладно бы переживали обо мне, так нет, больше всего их беспокоила честь рода. Хотя и с этим всё было понятно.
Тучный мужчина смотрел на меня с такой тревогой и надеждой в карих глазах, что я просто не могла ему нагрубить, а потому смиренно кивала и молчала в тряпочку. Ну, что я могу сказать? Сами воспитали капризную и эгоистичную дочь, вот и пожинают плоды. Когда среди трех мальчишек родилась долгожданная дочь, счастью семьи Романзанских не было предела. Ее холили и лелеяли, как горный цветок, вот и не уследили, когда цветочек стал колючим сорняком. А когда поняли — стало поздно. Вот и мне теперь пожинать чужие плоды плохого воспитания. Отвратительное чувство несправедливости зудело в груди. Ну почему я?
“Матушка” — высокая и хрупкая с виду женщина — взяла мои подрагивающие руки в свои и легонько сжала. Серые как у меня глаза тоже глядели с беспокойством.
— Вероника, милая, спрячь свой характер на время. Ты пробудешь на Заставе не больше трех месяцев, это в два раза меньше, чем для других призывных. Так как твой брат служит империи с самого начала и служит с честью и достоинством, не раз получая награды, то для тебя сделали поблажку. Ты должна понимать, что от твоего поведения зависит честь рода!
— Я постараюсь, матушка, — сквозь зубы выдавила ответ, улыбнувшись, как можно убедительнее.
Женщина всматривалась в мои глаза так, словно хотела залезть ко мне в голову, чтобы убедиться, что я точно выполню обещание. Не знаю, что она в них увидела, но отвернулась, подзывая к себе мою личную служанку Лету для последнего наставления.
Я выдохнула, незаметно закатывая глаза. Хотелось уже спрятаться в карете, и ни видеть, ни слышать никого.
Графиня вроде и любила дочь, но и была полна скрытого разочарования ею. Это выражалось в словах, глазах и печальной улыбке, признающей свои ошибки.
Рядом с графом стоял наследник рода — Виктор. Высокий, с каштановыми волосами по плечи и карими глазами, как у отца. Он не скрывал презрительной усмешки от моих обещаний, но влезать в разговор между мной и родителями не спешил. Меня это радовало. По книге парень описывался, как умный, сообразительный и жесткий человек. За неделю, что я торчу в этом теле, я не успела его узнать. Я прозвала его неуловимым, так как он постоянно был чем-то занят. То с отцом запрется, подготавливая важную сделку, то уходил на деловые встречи, появляясь в особняке поздно ночью. Но несколько раз нам приходилось бывать вместе и тогда он не смог скрыть от меня свое презрение. Веронику он терпеть не мог, хоть она и была его младшей сестренкой. И причины у него, несомненно, имелись. Увы. Так что даже хорошо, что я сваливаю отсюда подальше.