— Заткнись!
— А-а-а, нет!
Кажется, я его кусаю. Да, точно, цапаю за руку, вот только это не помогает, а делает только хуже, потому что уже в следующую секунду этот дядька заводит обе мои руки за спину, с легкостью отрывает от пола, как какую-то пушинку, и несет обратно в спальню. Он очень сильный, а я ничего не могу сделать. Совершенно.
У меня резко начинается панический приступ. Я задыхаюсь, меня всю трясет, сердце, кажется, вот-вот выскочит из груди. Я умираю, боже, я сейчас потеряю сознание.
— Успокойся, на меня глаза, смотреть на меня!
Стас встряхивает меня, но это не помогает. Совсем.
Я прихожу в себя только от легкой пощечины по лицу. Мне не больно, как ни странно, это помогает, и я больше, кажется, не умираю.
Я лежу на кровати, а он стоит полубоком ко мне, потирая ладонь после моего укуса и поглядывая на меня как на дуру.
— Не надо. Не надо...
— Что не надо?
— Не надо меня насиловать, – говорю, держась за шею, а он почему-то усмехается своим большим ртом, показывая белоснежные ровные зубы, вот только мне не смешно. Ни капельки.
— Выдохни, сопля. Ты мне не интересна, – отвечает уверенно и смотрит словно в самую душу, держа ее в когтистой лапе. Беркут. Это же самый крупный орел, хищник.
— Я не педофил и детей не трахаю, так что хорош трястись.
— Зачем вы тогда забрали меня сюда? Что вам от меня надо?
— Твоя жизнь. Я заплатил за тебя своим выигрышем и хочу его вернуть.
— Я отдам вам долг. Верну, честно, – бубню под нос, кажется, что сейчас уши отвалятся от стыда.
— Отдашь обязательно. Как вырастешь. Собирайся.
— Куда?
— В детдом, – говорит строго и закуривает, а я с кровати слезаю, становясь напротив.
— Я не хочу туда возвращаться. Пожалуйста.
— Причина?
Опускаю голову. Не могу я сказать. Просто не могу.
— На выход, принцесса.
Уже в коридоре он открывает дверь, я следом иду, но застреваю на пороге.
Здесь чисто и тепло, уютно даже, а мне, как вспомню условия в детском доме, на стену лезть хочется, но не в том дело. Тут другое.
— Есть причина.
— Какая?
Стас прищуривается и стоит уже у открытой двери, а я маюсь. Не знаю даже, как сказать об этом.
— Нас делают бабочками, – шепчу тихо, смотря на свои руки. Стыдно невероятно, но когда выбираешь из двух зол… Этот мужчина меня не трогал. Даже накормил.
— Какими еще бабочками?