Поставив саквояж рядом с одним из столов, старых, но добротно сколоченных, из тесаных досок, я подошла к стойке. Наверняка за ней когда-то стоял бывший хозяин трактира или его жена. Провела пальцами по дубовой столешнице, над которой в балку был вбит ряд крючков. Не иначе на них в свое время висели плетенки лука, чеснока, связки перца или пучки сушеных трав.
А слева от стойки была дверь, деревянная, массивная, скрипучая, как заржавевшие рыцарские доспехи... Она вела в небольшой коридорчик, а из него — на просторную кухню с плитой и огромной печью. За последней было сразу три выхода: в кладовую, прачечную и на задний двор.
Я открыла несколько кухонных шкафчиков и обнаружила массу посуды. Глиняной, деревянной и даже металлической: парочка ножей, тесак, тяпка для фарша, скоблило...
Когда же я вернулась в зал и решила подняться на второй этаж, то ступени на лестнице заскрипели. Да так протяжно и тоскливо, точно просильщики на паперти.
Комнаты для постояльцев оказались не в столь плачевном состоянии. Да, пыльно, да, голо, но зато почти все цело… пол — так точно. И даже не скрипел. Почти. А в одной из комнат я нашла даже приличную кровать с матрацем, подушкой и одеялом, и главное — постельным бельем! А заклинание очищения и вовсе примирило меня с мыслью, что заночевать придется тут.
Да уж… Не думала я, что окажусь в такой глуши. А ведь еще седмицу назад я работала в ковене… Черный диплом академии с отличием, талантливый специалист по проклятиям и… вот я здесь, а перспективы мои там, в столице, накрылись медным тазом. А мне пора — одеялом, ибо спать хотелось зверски. Но все же любопытство оказалось превыше, и я нашла в себе силы подойти к окну.
Оно было старым, с узором из свинцовых ромбов и щеколдой. Я подняла защелку и сильно толкнула окно. Оно, пусть и не сразу, но поддалось. В лицо ударила зябкая ночная прохлада. Солнце уже село, и на лес, что был неподалеку, опускались густые тени. Но в сумраке еще можно было прекрасно разглядеть кучу мусора, что была навалена на заднем дворе. И среди этой серости алело, словно костер, рыжее пятно. Оно металось языками пламени, скулило, подвывая…
И этот вой пробрал меня до самых печенок. Я не выдержала. Буквально скатилась с лестницы, чудом не свернув шею, выскочила на задний двор и оказалась рядом с кучей. Там-то и увидела силки, в которые попал лис. Рыжий был измучен. Видимо, просидел тут уже изрядно. И что за гады так издеваются? «Смерть должна быть быстрой», — любил говорить папа. И я с ним полностью была согласна. Но те, кто умирали от его руки, этого заслуживали. А вот животное — оно было ни в чем не повинно…