Расстегнув ремни, удерживающие меня в кресле, я встала и тут же вцепилась в спинку. Пол кренился, вибрация из мелкой, тряской, превратилась в резкую, рваную. Дойти до выхода из рубки и удержаться на ногах оказалось делом непростым. Впрочем, путь по коридору тоже не был лёгким и прямолинейным. Я дважды приложилась плечом к ребристым стенам, прежде чем добралась до лаборатории.
— Всё плохо? — встретил меня беспокойный голос мамы и руки, поддержавшие как раз в тот момент, когда я готова была упасть, перешагнув через порог.
— Ага, — вздохнула я. Пробираясь следом за родительницей между, к счастью, накрепко зафиксированным на полу оборудованием, удивилась: — Мы куда?
— Папа приказал залезть в стабилизационную капсулу.
Ответ оказался настолько ошарашивающим, что я остановилась, глядя в затылок с собранными в пучок седыми, когда-то каштановыми волосами.
Капсулу? Она же герметична и неразрушима, а это значит... Просто страховка или другого способа спастись нет?
— Медея? — обернулась мама, хватаясь одной рукой за ближайший агрегат, чтобы не упасть от нового толчка, а другой вцепляясь в моё предплечье. — Идём!
— Мы не можем его оставить! — рванула я обратно, однако пальцы держали крепко.
— Прекрати истерику! — прикрикнула родительница. — Твой отец просто не хочет волноваться за нас. Он справится! Не смей даже сомневаться.
Я бы с радостью, да только паника, почти не заметная в начале и нарастающая по мере осознания происходящего, сводила на нет все мои усилия под грохот, теперь напоминающий бомбовые удары.
Сдвинув внешнюю обшивку, мама отстранилась, непререкаемым жестом приказывая мне залезать. Если у меня и были возражения, кому из нас идти первой, то они разбились о суровый карий взгляд и плотно сжатые губы. Слова застряли в горле, руки послушно раздвинули внутренние листки капсулы, тело протиснулось сквозь эластичный материал.
Оказавшись в темноте, я включила подсветку наручного коммуникатора и обернулась.
— Мама? — позвала, когда вместо ожидаемого движения следом увидела неподвижные сомкнувшиеся створки. — Мама! — рванулась обратно, наталкиваясь на сопротивление плёнки, закрывшей ставшую герметичной обшивку. Царапая упругую массу и падая на колени, всхлипнула: — Мама...
— Ты права, дочка, — донёсся до меня её голос из коммуникатора. — Я твоего отца не оставлю. Если всё обойдётся, то не о чем было и переживать. Если нет... Я разделю его судьбу. Да и смерти я не боюсь — мы долго прожили и много видели в своей жизни. А ты молодая, тебе надо жить.