— Я запрещаю тебе с ней разговаривать! Убирайся! Чтоб духу твоего здесь не было!
Максим посмотрел на меня, в его глазах промелькнуло что-то похожее на сожаление:
— Василиса, пойдем со мной. Поговорим спокойно, я тебе все объясню.
Я было шагнула к нему, но Светка оказалась проворнее.
Извиваясь ужом, она повисла на его руке:
— Любимый, я пойду с тобой хоть на край света. Только позови!
Её приторный голос отрезвил меня.
Я отвернулась, чувствуя, как рушатся последние иллюзии.
О чем я только думала?
После увиденного я не хотела ни о чем говорить с Воронцовым, ни видеть его, ни думать о нем.
Он постоял еще мгновение, потом развернулся и ушел.
Вскоре раздался рев мотора.
Он уехал.
Толпа загудела, как растревоженный улей. До меня начали доноситься обрывки шепотков:
— Бедняжка... Муж изменил в день свадьбы... Какой позор!.. Я говорила, что этот столичный хлыщ до добра не доведет...
Слова сплетниц жалили больнее крапивы.
Я стояла, опустив голову, чувствуя, как пылают щеки от стыда и унижения.
И на меня снова снизошло озарение.
Мне нечего стыдиться!
Воронцов повел себя как последний подлец, пусть он и краснеет.
Я выпрямилась и обвела взглядом собравшихся:
— Всем лучше разойтись! — произнесла твердо. — Вам здесь делать больше нечего. Первым поездом я уезжаю в Москву!
Толпа вновь загудела.
— Зачем? — прозвучал чей-то голос.
— Чтобы как следует попрощаться с блудным мужем.
Посчитав разговор законченным, я развернулась и направилась к дому, чувствуя на себе изумленные взгляды односельчан.
Несмотря на уговоры родителей, ещё до рассвета я села в поезд, который направлялся в столицу. В сумке лежало несколько комплектов одежды, деньги, банковские карты и адрес офиса Максима Воронцова, который я успела выведать у его отца.
Андрей Иванович предпочел остаться в стороне, сказав, чтобы мы разбирались сами.
Что ж, именно этим я и собиралась заняться.
У нас часто любили в деревне повторять:
«Любовь зла – полюбишь и козла».
Но никто не говорил, что этого козла нельзя проучить.
А как все начиналось…