— Слушать надо было ушами, а не одним местом, — фыркнула Лена.
Ну погоди, метелка ты крашеная!
— Плюнь ты на нее и разотри, — грустно сказала Марина.
И я послушно поплелась за работорговцем в мыльню, где нас долго терли и отмывали служанки, потом втирали в кожу какие-то ароматные мази. Волосы нам уложили красивыми прядями в высокие прически. Выдали белье — к счастью, почти земное, а не какие-то безразмерные панталоны, а затем и эти тряпочки для стриптизерш.
— Так, куколки! — заявил, снова появляясь, наш «хозяин». — Публика сегодня собралась ого-го какая! Сливки общества! Чтобы от вас ни одного звука не было поперек! Кто только гавкнет, того на цепь посажу! А кто кусаться будет — зубы вышибу!
— А как же насчет того, чтобы не портить товарный вид? — ехидно осведомилась я.
— А я потом, после торгов, — бросил на меня хмурый взгляд торговец. — С тобой особый разговор будет.
Нас, едва не толкая в шею, повели куда-то коридорами. Идти было страшно неудобно. Я боялась, что тряпочка, заменяющая нормальное платье, того и гляди соскользнет с меня, а каблучки босоножек иногда попадали в какие-то щели между плитами пола, и я спотыкалась.
Вот показался полутемный круглый зал, где посередине стоял подиум, тоже круглый, с упирающимися в потолок железными шестами. Вокруг подиума были расставлены роскошные кресла.
Нас быстро распределили на подиуме и приковали за руки к шестам. Я попыталась было вырваться, но мои руки быстро вздели над головой, и я почувствовала холод кандалов на запястьях.
— Вот теперь можешь лягаться, сколько хочешь, — сказал злющий господин Нумос, который едва успел избежать удара коленом в пах. — И клянусь: если тебя сегодня не купят, я лично тебя побью, потом поимею, потом снова побью, а затем отдам туда, куда сбагриваю всех строптивиц. Поняла?
Я с ненавистью посмотрела на него и мысленно пообещала себе, что ни за что не позволю сотворить с собой такое.
Работорговец сошел с подиума, через пару секунд вспыхнули лампы, и я зажмурила глаза, потому что свет ударил в лицо. А потом подиум качнулся и поехал.
«Это они нас, как товар, на витрину выставили,» — со злостью подумала я.
Дернула руками в кандалах, но железу были безразличны мои мысли и переживания.
— Сюда, любезные господа! — раздался голос господина Нумоса, звучащий теперь подобострастно и елейно, и я похолодела в душе.