Ворон, только закончив разговор с дочерью, слыша, ощущая, что говорит брат, поднял голову к небесам – и улыбнулся, показывая, что и он чувствует то же самое. И богиня улыбнулась неистовому своему брату так по-матерински горделиво и нежно, что он совсем разомлел и откинул голову на хрустальный столб, наблюдая из-под белых ресниц за происходящим на планете.
Видели боги в зеркалах, как брат-медведь, Хозяин Лесов, спустился к горной гряде, вставшей на тридцать километров наискосок в Рудлоге между Центром и Югом. То был павший в бою стихийный дух Бермонта, медведица Статья. Стихийные духи не имели пола, но сам Михаил когда-то назвал ее медведицей, да так и повелось.
Бог земли невидимым склонился над останками духа, - гигантскими, в два-три километра высотой скалами, которые не скоро еще обветрятся и покроются растительностью. Долго принюхивался, с печалью гладя огромные камни, – а затем позвал гортанным, низким рычанием, вызвавшим в округе небольшое землетрясение, напугавшим людей. И в ответ из скалы раздалось тонкое и жалобное поревывание. Зашевелилась скала, раскалываясь, и обратилась в медвежонка, еще слепого и плачущего.
Михаил бережно поднял его – маленькую гору в младенческом призрачном пухе, - сунул за пазуху и шагнул в небесные сферы к братьям и сестре.
- Сам в своих владениях выкормлю, - сказал он, поглаживая ворочающегося медвежонка сквозь ткань рубахи. – Сам к алтарю привяжу, потом пусть дети мои кормят. А пока выращу на месте, где спала его мать, новый дом для него. Будет на Михайлов день у Бермонта новый стихийный дух.
Смотрели они, как спустился Ворон в обличье своего сына в горную пещеру на севере Блакории, где стоял алтарь - черная мраморная чаша с двумя зубьями-рогами по краям, похожими на клыки змеи. Как положил руки на эти зубья, и пробили они ему ладони, превратившись в лезвия, и потекла в чашу кровь.
Она текла – но не впитывалась, потому что давно рассеялся великий полоз, дух смерти, и некому было принять жертву крови. Боги следили за этим с любопытством, вспоминая, как когда-то давно они так же привязывали стихийных духов к своим землям, чтобы те помогали правителям держать их. Только кровь давали их дети, а силу – бог, уже воплощавшийся на Туре, и тем закреплялась привязка стихийного духа к человеческой крови.