Пока я отвлекалась на свои мысли, Протасевич уже пару раз приложился к высокому стакану в кружевном подстаканнике и что-то одобрительно промычал.
– Что вы сказали?
– Да говорю, работу чуди ни с чем не спутаешь, – проглотив ароматный чаёк с душицей, ответил он. – Знатные были мастера, умели красоту с пользой сочетать.
Узор на подстаканнике был тонок и красив, растительные мотивы мягко перетекали один в другой, не напрягая глаз.
– Полагаете, это сделал… чудин? – слегка удивилась я.
Про странный народ, владевший утраченными ныне секретами работы с металлами и камнями, я впервые услышала во Всеволжске.
– Несомненно, – с энтузиазмом отозвался Протасевич. – Вы же сами видите, чай не стынет. А узор какой? Будто мороз по стеклу рисовал. Наши так не могут.
– А может, это просто бытовая магия? – уточнила я.
Мало ли, посуду с подогревом кто только не делает. И немцы, и французы, и голландцы. И в первопрестольной, говорят, люди князя Баркашева мануфактурку построили.
– Голубушка, – возмутился Павел Николаевич профессорским тоном, – да что вы такое придумали? Чудины, конечно, не без магии работали, но ведь это подстаканник, а не артефакт!
– Павел Николаевич, – я улыбнулась, – отчего вы так за них печётесь?
– Так ушли! – всплеснул руками тот. – А куда, зачем? Тайна, покрытая мраком – в буквальном, Екатерина Аркадьевна, смысле.
Тайны Павел Николаевич любил. В этом и крылась одна из причин его разногласий с почившей маменькой: женитьба его привлекала куда как меньше.
Я тоже отхлебнула из стакана. Мы сидели в самой лучшей чайной Всеволжска, где можно было откушать восемнадцать сортов любимого напитка, с которым подавали и баранки, и профитроли, и даже свежайшие круассаны. Пожалуй, единственное, о чём действительно стоило скучать.
– Почему?
Круассан был нежным, пышным, неимоверно вкусным, но не мешал слушать молодого купца и рассеянно глядеть через большое окно на улицу.
– Откуда ж мне знать, Екатерина Аркадьевна, – тяжко вздохнул Протасевич. – И ведь не обижал никто, ещё государыня Елизавета грамоту им подписала, а вот… сгинули в одночасье.
– Так сгинули или ушли?
На улице кипела жизнь. Хоть Всеволжск – и небольшой город, но всё же центр губернии. По улице прогуливались дамы – кто с детьми, кто с кавалерами, бегали туда-сюда разносчики со своими коробами, стайка гимназисток на другой стороне столпилась у витрины модной лавки, куда только что привезли новую коллекцию дамского платья из самого Парижу, как гласила бумажка, пришпиленная к двери заведения одиноким гвоздём с фигурной шляпкой.