- Ну здравствуй, жена, - дернув длинной шеей, начал Божиею милостию, пресветлейший и державнейший царь и великий князь Петр Алексеевич всея Великия и Малыя, и Белыя России самодержец.
- Здравствуй, государь мой, - дипломатично ответила Юлька, не сводя глаз с человека, перевернувшего весь жизненный уклад государства и вошедшего в историю под именем Петра Великого.
Он и правда был велик. Пока только в смысле длины. Шириной природа Петра обделила. ‘Молоденький какой, несуразный, - думала Юля, разглядывая вошедшего. - Высокий, узкоплечий. Глаза круглые, волосы темные, вьются. Лицо... Так и не скажешь, какое оно. Вроде симпатичное, круглое. Если бы не нервный тик и манера то и дело задирать подбородок, был бы даже привлекательным.’
- Ты, говорят, помирать собралась? - поинтересовался Петр. Этак походя, не затрудняя себя выражением сочувствия. - Соборовали вчерась?
- На все божья... и твоя воля, - запнувшись вначале, в духе уважения к институту самодержавия закончила Юлька. И угадала. На ярких губах мужа заиграла довольная улыбка.
- Верно говоришь, - Петр присел на лавку около окна. Видно, брезговал близко подходить к болящей. - Не прибрал, стало быть, тебя Господь. Жалко. На Троицу помирать хорошо, благостно.
- В церкву хочется, а нельзя, - Юля мудро прослушала сентенции самодержца на тему смерти. Может он и не хотел обидеть жену, кто его знает? Вон бабушка тоже мечтала в праздник помереть. Все о Пасхе грезила или на крайний случай о Красной Горке. Успокаивать-то Юлька себя успокаивала, но чем дольше смотрела на сидящего у окна мужчину, тем отчетливее понимала - ничего у них не получится, не срастется и не наладится. Не ее это человек.
- Очистишься, тогда и пойдешь, - пожал узкими плечами тот. Тема церкви Петра не интересовала. Его вообще тяготила беседа с постылой женой. Видно, матушка послала к болящей, а почтительный сын не сумел отказать. - Можешь даже на богомолье съездить, - вдруг оживился он. - В Суздаль. Покровский монастырь хвалят зело. Пригляделась бы как там, а, Дуняш?
- Может и съезжу, - раньше времени не стала перечить та. - Отдохну душой от грязи мирской да за здоровье Натальи Кирилловны помолюсь. За тебя и Алешеньку Господа попрошу.
- С собой его возьми, - услышав о матери, Петр быстро утратил интерес к разговору. Ясное дело, что она невестку пусть и нелюбимую в монахини постричь не даст. Дунька по-любому ей милей Аннушки. Потому как русская, православная да еще и жена законная. К тому же боярыня, а не распутная кабацкая девка. ‘Ничего, придет время, только срок дайте,’ - c неудовольствием оглядел так и не ставшую по-настоящему близкой супругу Петр. - Как-то ты подурнела, - скривился он. - Бледная вся, худая.