— Неубедительно, — приговорил Тео, наступая тяжёлым чешуйчатым коленом Кейру на живот и сжимая тяжёлые клешни-лапы на покрытой тёмной шерстью шее.
Аспид в очередной раз не успел заметить, когда крылатый вновь принял своё антропоморфное обличье.
— Если у тебя есть силы кричать...
Кейр оскалил волчью пасть, безнадёжно пытаясь перехватить руки Тео своими.
— ...значит, силы у тебя есть, — шерсть на его шее затлела, алые кольца вокруг запястий Тео на миг ярко вспыхнули, и обе лапы Кейра тоже на секунду засветились пурпурно-алым и в следующий момент безжизненно упали на землю.
— Лежачих не бьют... лежачих... добивают, — наставительно продолжил птицеголовый, один за другим методично нанося рефлекторно взвизгивающему полуволку удары по окровавленной морде изогнутыми стальными когтями. — Нет сил встать, используй стяжку.
Тео занёс мощную лапу над его рёбрами, выпуская из ладони широкое искрящееся лезвие:
— Не можешь использовать стяжку...
Массивная фигура под ним померкла, растворяясь в облаке густого как кисель серого тумана, и в следующий момент гигантская волчеголовая тень стремительно материализовалась за спиной у Тео, пытаясь вонзить клыки тому в шею.
— Неплохо, — одобрительно сказал стоящий рядом Вильф, расслабленно покусывая травинку. — Но без подсказок было бы лучше.
Тео, не оборачиваясь, чуть пригнулся, и Аспиду показалось, что тело того на миг тоже сделалось полупрозрачным и размытым, так что у мальчишки невольно заслезились глаза. Полсекунды спустя полуволк, скульнув, кувырком полетел через голову Тео в заросли похожей на гигантскую осоку травы с острыми, будто пластиковыми краями. На лету превращаясь в человека, Кейр лицом вниз плюхнулся в бегущий между кривых древесных стволов извилистый ручей, по которому плыли длинные жёлтые листья. Проточная вода вокруг него сразу приобрела розоватый оттенок.
Это явно был уже окончательный финал, потому что птицеголовый, проводив парня взглядом, больше не стал его преследовать, а скрестил чешуйчатые лапы на груди, отпуская зверя, — и Аспид, наблюдая за тем, как проступают сквозь серебристую дымку трансформации черты знакомого лица с насмешливо прищуренными серыми глазами, почувствовал, как у него сразу, от одного только ожидания, заранее мучительно заныли все кости и засосало под ложечкой. («Тули-па не способен причинять другому боль, которой он боится сам, малыш, — заметила как-то донья Милис, когда тот прихромал к ней однажды после тренировки в надежде разобраться с очередным мозгодробительным энергетическим приёмом. — И это ведь очень справедливо, разве нет? Из смертных, которые воображают, что научились иному, обычно потом как раз и выходят самые беспомощные жертвы...»)