– Значит, любишь внимание девиц и газетчиков? Что ж, я обеспечу тебе и то и другое. Напоследок! – Слово совпало с громовым раскатом. Глава семейства поднялся на ноги, и под его взором злосчастная газета вспыхнула и осыпалась пеплом. Сын оказался устойчивее и всего лишь втянул повинную голову в плечи. – Лично прослежу, чтобы ты, поганец этакий, попал в надежные руки и наконец-то остепенился! – зловеще пообещал аст Лэйстер и, повернувшись к жене, совсем другим тоном попросил: – Дорогая, позаботься о том, чтобы достойнейшие юные асты столицы получили приглашение провести зимние праздники в нашем загородном особняке. Одна из них получит особый приз...
«Приз» подавился воздухом, побледнел еще больше и с тоской покосился на дверь, прекрасно осознавая, что сбежать от расплаты уже не выйдет.
– Двух упырей одним колом, – очень, очень тихо, так, что его никто не услышал, пробормотал меж тем аст Лэйстер и довольно улыбнулся, сощурившись на вновь заглянувшее в окна солнышко.
ГЛАВА 1. ПРИГЛАШЕНИЕ
– О прекрасная [Э]ми, ты рвешь мое сердце на части! О жестокая Эми, ты мое горе и счастье!
Два часа ночи – не то время, когда душа жаждет серенад в исполнении безнадежно влюбленного балбеса с напрочь оттоптанными злобным медведем-рецедевистом ушами. Собственно, моя душа против подобного в любое время дня, ночи и года в целом.
Но кто бы меня спрашивал!
Как назло, окно моей спальни выходит аккурат на улочку, обычно тихую, спокойную и практически безлюдную. Днем на ней точно никого не встретишь. Зато ночью... Шастают всякие, вооруженные расстроенной гитарой, и блажат такими дурными голосами, что даже коты шарахаются, безоговорочно признавая превосходящие самый противный кошачий вой вокальные, прости Единый, данные.
Я накрыла голову подушкой. Завывания стали глуше, но, увы, ненамного. А ведь окно закрыто наглухо! Если так продолжится, то этому соловью недоделанному действительно вырвут сердце. Либо папочка, либо брат.
Самое обидное заключалось в том, что терпела я эдакие страдания совершенно безвинно: все пламенные признания адресовались отнюдь не мне, а моей сестре, которая безмятежно дрыхла в другом конце дома и обо всех ночных безобразиях узнавала лишь за утренним чаем. И меняться комнатами отказывалась наотрез!
Арчи тоже отчего-то не желал уступить мне спальню, и более чем веские аргументы, что так ему будет проще избавляться от обнаглевших кавалеров сестры, его не убеждали.