— Что вы, вериалис. Это случайная прихоть родителей.
Он то ли усмехнулся, то ли хмыкнул — по затылку и задней поверхности шеи от этого пробежались мурашки — и коснулся второго уха. Легко проскользил по нему пальцами, заправил мелкие выбившиеся волоски. Стек движением к тому месту, где шея переходит в ключицу, и я чувствовала его пальцы даже сквозь плотную ткань строгой блузки и пиджака.
— Кто отправил вас сюда, лирелей? Кто приказал вам взломать сокровищницу?
Врать было бесполезно — эльфы чуют ложь. Поэтому я промолчала.
Потому что...
Никто. Меня никто не посылал — я пришла сюда сама, одна.
Никто не станет торговаться ради меня и предлагать обменяться пленными. Меня никто не станет вытаскивать.
Как только темный это поймет…
Поэтому я буду молчать, выгадывая себе время жизни.
Темный придвинулся еще чуть ближе — я ощутила спиной его грудь — и вкрадчивым шепотом мурлыкнул на ухо:
— Ну же, лирелей! Вы же понимаете, что мы всё равно вычислим это сами. Только вот совсем не обязательно те, кто отдал вам приказ, признают это и заступятся за вас перед Темными Домами. Так зачем вам усугублять ваше положение молчанием? Зачем хранить верность тем, кто отправил вас на верную смерть?
Касание его груди к моей спине было едва ощутимым, но оно было.
Я молчала.
Темный за моей спиной покачал головой — я ощутила это макушкой — и вздохнул.
Фалангами пальцев он коснулся моих волос, проскользил вниз — к затылку, по плечам, рукам…
Я стояла, боясь дышать.
Он меня сканирует или лапает?
Лапает.
Хотя нет, кажется, всё же, сканирует.
Или…
Будь здесь человеческий стражник — я бы не сомневалась. Собирая сведения и готовясь к своей миссии, я получила более-менее исчерпывающее представление о том, чего в такой ситуации можно ожидать от имперской стражи.
Но...
Это же эльф. Гордость, самомнение и веточка пафоса сверху. Не может же он лапать задержанную человеческую нарушительницу?
...может.
Он меня сканирует и лапает.
Я мысленно сказала: “Ах, кошмар!” — и добавила уничижительным тоном: “Как недостойно сына старшей расы!”. Тоже, естественно, мысленно.
А вслух ничего не сказала, даже почтительно-кроткого выражения лица не изменила. Очень жить хотелось.
Не сказать, что это было противно — скорее, щекотно. Нервно. Адреналиново. А еще смущало — все же я девушка хорошего происхождения и правильного воспитания, и к подобному… вольному обращению не привыкла.