– Маш, подожди немного!
Заговорщицки улыбнувшись, она бросилась на кухню и спустя пару минут вернулась, притащив с собой повариху, несущую небольшой тортик со свечами.
– С днем рождения! – дружно выкрикнули они, а я почувствовала, как гнетущая тяжесть на сердце слегка отпускает. Даже слезы выступили на глазах.
Все-таки Галя не забыла! Это оказалось настолько приятно и неожиданно, что я не нашлась, что сказать. Просто стояла и глупо улыбалась, пока Галя обнимала и дергала за уши. Потом меня заставили задуть свечи и загадать желание.
Я же закрыла глаза и с тоской подумала о том, как бы сильно хотела, чтобы моя жизнь изменилась. Чтобы я обрела то, что считала недостижимым. То, что наверняка принесло бы мне счастье. Красоту и семью. Искренне считала, что будь у меня хоть что-то из этого, все в жизни сложилось бы по-другому. И я стала бы счастливой и кому-то нужной. Задула свечи и открыла глаза, благодарно улыбнулась коллегам.
– Спасибо вам! Мне очень приятно.
Потом мы втроем выпили по чашечке чая с тортом. Опустевший ресторан теперь казался уютным и родным. Впервые я не чувствовала здесь чужой. И пожалуй, этот день рождения – один из немногих, которые буду вспоминать с удовольствием. По крайней мере, его окончание.
Когда мы расстались у выхода из ресторана и каждая пошла своей дорогой, я неспешно двинулась в сторону дома. Пребывая в мечтательном, умиротворенном состоянии, позабыла о привычной осторожности. Может, потому не сразу заметила несущуюся во весь опор по опустевшим улочкам машину все с той же разгульной пьяной компанией молодежи.
Последнее, что услышала в этой жизни – чей-то визгливый крик. Потом ощутила звук удара и то, как собственное тело взмывает в воздух, ударяется обо что-то и падает на твердый асфальт. А дальше – пустота и темнота…
***
– Боюсь, ей уже не поможешь, – выдернул из темноты, в которой я парила и в которой не было ни звуков, ни запахов, ни образов, чей-то озабоченный голос. – Это уже агония.
– Жаль девочку, – послышался женский вздох в ответ. – Ее отец сильно расстроится. Он ведь со дня на день должен прислать за ней карету. Придется написать ему письмо.
Отец?! Все еще затуманенное сознание уцепилось за это слово, как за что-то непонятное и парадоксальное, не позволяя снова ускользнуть в темноту. Какой отец, черт побери? Потом вспомнилось упоминание о карете, и я впала в еще большее недоумение. О чем эти двое вообще говорят?! Я попыталась задать этот вопрос вслух и с трудом разлепила пересохшие губы, но с них сорвался лишь слабый стон. Тут же ощутила, как чья-то суховатая рука прижалась к моему лбу, потом пощупала пульс на шее.