— Село-то польское и мы должны выглядеть для них защитниками, хотя по-правде сказать, защитить нам их нечем, да и приказ запрещает.
— Я-то причем?
На этот раз капитан не поморщился, а просто отвернулся и пробурчал почти неразборчиво:
— Дело-то получается, вроде как, политическое. А ты у нас учитель.
До войны я действительно учительствовал в одной львовской гимназии. Как вскоре выяснилось, никаких педагогических талантов у меня не оказалось, любви к детям - совсем мало, к юношеству - и того меньше. Поэтому служба в гимназии не оставила по себе никаких приятный воспоминаний и единственным ее достоинством была ее краткость: вскоре началась война. И все же я не улавливал связи.
— Твоя задача, хорунжий, утихомирить страсти, ежели таковые возникнут... Ну и просто произвести хорошее впечатление.
Последняя фраза прозвучала с несвойственной нашему капитану неуверенностью.
— А что там с детьми, пан капитан? — спросил я.
— Не знаю и знать не хочу — отрезал он — Не хватало нам еще каких-то там детей, да к тому же и еврейских. Ну, все. Исполняй.
— Слушаюсь, пан капитан — браво отрапортовал я, но разворот на носках получился у меня плохо.
Поэтому, даже не посмотрев на очередную гримасу нашего командира, я сразу отправился на выполнение задания. Деревенька Задебри находилась по нашу сторону шоссе, так что опасное форсирование автомобильной трассы мне и двум моим бойцам не грозило. Надо признаться, что узкие полосы шоссейных дорог, да еще и железнодорожные пути, это то немногое, что немцы хоть в какой-то степени контролируют в нашей Галиции. Правда, во Львове немцев полным полно. Сам город они быстренько переименовали в Лемберг и присоединили Галицию к Польше. Казалось бы, надо радоваться, но Польши-то больше нет, вместо нее возникло проклятое Генерал-губернаторство. Большевики с началом войны получили было Галицию в виде платы за очередной раздел Польши, но подавились добычей. Результат, однако, не радовал.
Как бы то ни было, но немцев бояться не следовало. Это не означало, однако, что путь был совсем уж безопасен. Твердой власти в провинции не было, полиция была русинская, но в польские села они заходить опасались и леса не патрулировали. Поэтому, зная дорогу, можно было перемещаться относительно безопасно, лишь бы не напороться на русинское село, что, впрочем, было не столь страшно, потому что банды ОУН базировались где-то на дальних хуторах. В прошлом месяце они вырезали польскую деревню в соседнем районе и нашему отряду приказали совершить акцию возмездия. Я тогда стоял в охранении и в село не входил, чему был несказанно рад. Те же, кто вернулся из сожженной деревни, особой радости не выказывали, смотрели исподлобья и на вопросы не отвечали. Мы их, впрочем, и не расспрашивали. Но в наших местах, к счастью, не было ни сил ОУН ни русинского шуцманшафта. Правда были еще отряды красных партизан. Они получали из Москвы совершенно противоречивые и бестолковые приказы и невозможно было знать заранее, будут ли они сегодня союзниками, врагами или предпочтут нейтралитет. Но красных в Галиции было мало, в наших местах почти совсем не было и ими можно было пренебречь.