Киваю и вижу, как этот врач проталкивает вперед какую-то тележку. На ней стоят разные бутыльки, и выложены стерильные перевязочные материалы.
— Как вас зовут?
— Климнюк, Геннадий Петрович, заведующий травматологического отделения. Я тебя оперировал вместе с Загорским и Семеровым. Буду твоим лечащим врачом. Медикаменты уже тебе назначил. Первые дни будут антибиотики и анальгетики, дальше посмотрим. Родители есть? Препараты дорогие, сразу скажу, ну и надо, чтобы тебе кто-то помогал. У нас питание здесь не очень.
— Нет. У меня бабушка только. Да я сама справлюсь, а за препараты….поняла. Подругу помочь попрошу.
— Хорошо. Разберемся. Значит так, Ромашкина, ногу беречь. Не мочить. Не наступать пока. Костыли тебе выдадут. Ходить осторожно, не падать, а то сустав второй раз я точно собирать тебе не стану.
Климнюк говорит жестко, без всяких там церемоний, и я только успеваю запоминать, что меня теперь ждет.
Поджимаю губы. Становиться до невозможности стыдно и еще неловко. Кажется, я припоминаю, что без умолку просто говорила во время операции. Это никому не нравилось. Вот блин.
Судя по недовольному тону моего врача, Геннадий Петрович тоже это помнит.
— Скажите, когда я смогу вернуться к тренировкам? Когда вы выпишете меня?
— Не так быстро, Ромашкина. Дай время ране зажить, потом рентген назначу. Месяц точно. Хочу увидеть, как будет кость срастаться.
— Что? Какой еще месяц?! Вы что, у меня же поступление, у меня планы, балет…
Сердце пропускает пару ударов. Я не могу так долго ждать. Просто не могу.
— У тебя два перелома со смещением. Связки тоже повреждены. Вручную вчера с Семеровым собирали твой сустав, как пазл. Травма тяжелая. Сразу скажу.
— Боже, нет…
Слезы подступают к глазам. Звучит как приговор для меня, но я не верю. Все заживет. Я восстановлюсь. Я же балериной хочу стать. Очень.
— Так, давай, ногу показывай.
Тон Геннадия Петровича очень строгий. Ему явно не до сантиментов, и уж точно не до моего балета.
Быстро вытираю слезы ладонями. Что-то я раскисла. Надо собраться и побыстрее.
Медленно опускаю одеяло и вижу, что я голая. Совсем голая! Накидка сползла до самой талии, а трусов на мне нет.
Мои глаза, наверное, по пять копеек становятся. Сердце ускоряет ритм. Вцепляюсь в это одеяло пальцами намертво, и смотрю на врача.
— Нет, мне полностью не надо одеяло снимать. Подними, чтобы доступ был к лодыжке.