Филипп неуловимым стремительным движением подался вперед. Я не успела убрать ладонь, как он накрыл ее своей, цепко сжал.
– Кто он тебе?
– Никто. Хозяин дома, где я жила. Мой работодатель, если можно так выразиться.
Дом. Это слово по отношению к моему жилищу можно употребить разве что в насмешку. Ночлежка, где всем заправляла Мамаша Лу. Была ли она Питу настоящей матерью – никто не знал, но обращался он с ней почтительно, настолько почтительно, насколько это вообще могло быть свойственно Питу. Жил там люд настолько пестрый, что впору диву даваться. Уличные попрошайки, парочка карманников, девицы, недостаточно пригожие, чтобы попасть к Красотке, и оттого искавшие клиентов в ночных переулках, ведь по ночам, как известно, все кошки серы, а любая женщина может показаться привлекательной. Несколько забулдыг неопределенного рода занятий. И я, разумеется.
Мне еще повезло. Все прочие обитатели ночлежки кучковались в двух больших общих комнатах, мне же выделили личную каморку. Правда, делить ее пришлось с метлами, прохудившимися ведрами и разной ветошью, но тюфяк туда кое-как поместился. Мамаша Лу заявила, что негоже «чистенькой девчонке» спать в одном помещении со всяким сбродом. Пит подобными вопросами явно не озадачивался, различия между платящими ему дань обитателями городского дна не делал и меня выделять не собирался, но раз уж Ма Лу велела – притянул в чулан постель: набитый соломой тюфяк и старое одеяло.
Сейчас же Филипп сверлил меня взглядом и явно пытался понять, солгала ли я ему или нет.
– Тебе же лучше, если ты сказала правду.
Он что, всерьез полагал, что между мной и Питом могли быть какие-то личные отношения? Хотя сама виновата, раз назвала хозяина женихом.
Принесли десерт. Нечто в креманке, белоснежное, воздушное, украшенное голубикой и малиной. Я сунула ложечку в рот и едва не застонала от удовольствия. М-м-м, вкусно!
Филипп себе сладкое заказывать не стал, ограничился крохотной чашечкой черного как смоль кофе. Отпивал небольшими глотками и внимательно наблюдал за мной.
Как мне ни хотелось расправиться с вкуснотищей за пару мгновений, я вынудила себя есть медленно, смакуя каждый кусочек. Получалась двойная выгода: и наслаждение растянуть можно, и на Филиппа должное впечатление произвести. Разговор не продолжала: благовоспитанные рьенны за едой денежные вопросы не обсуждают. Не знаю, с чего бы у меня возникла такая уверенность, но собственной интуиции я доверяла. Кто знает, что хранит моя память в темных глубинах? Может, когда-то и имелись среди моих знакомых благородные рьенны. Косвенным доказательством служило то, что одежда моя чудесным образом исчезла еще до того, как я пришла в сознание. Догадаться, куда она подевалась, нетрудно: Мамаша Лу продала все, включая даже нижнее белье. И, будь я одета в лохмотья, она бы уж точно не понесла их в скупку.